Потом закончил пединститут и до самой пенсии преподавал историю в Красноярской средней школе. Давно на пенсии, он связи со школой не теряет. Выступает перед учениками с воспоминаниями о войне. Михаил Елисеевич говорит, что ребята слушают его с интересом, и потому считает, что в школах должны быть уроки военно-патриотического воспитания.
По его мнению, перестройка перевернула все с ног на голову:
— По телевидению идут передачи, в которых молодые глумятся над нашей историей, над нашей молодостью, над нашим патриотизмом. Вот так бы взял и запустил костылем в телевизор… Хочется крикнуть им: «Что вы знаете, желторотые, о войне?» Тридцать тысяч эшелонов вывезли в начале войны из западных районов на Урал и в Сибирь, наладили производство военной техники. К началу 42-го наша страна догнала Германию, а к концу 42-го уже превосходила врага по вооружению. И победили мы благодаря единству и сплоченности всего советского народа.
В свои восемьдесят два Михаил Елисеевич отлично помнит имена, фамилии, даты и населенные пункты, как будто события второй мировой происходили не пятьдесят с лишним лет назад, а вчера. Среди его воспоминаний есть один эпизод, о котором ветеран говорит в шутку: «Я подписал окончание войны».
Это был последний день войны с Японией. Михаил Падалица служил тогда в оперативной группе воздушной разведки, вел оперативную карту, на которую наносил данные о воздушной обстановке — где наши самолеты, а где самолеты противника. В последний день войны Михаил допустил грубейшую ошибку. Не рассчитал скорость движения эскадры, которую с воздуха должны были прикрывать наши самолеты. Девять истребителей вылетели на сопровождение эскадры на час раньше. А это — тонны горючего. За ошибку начальник штаба флота контр-адмирал Федоров дал Падалице трое суток ареста. В то время в штаб прибыл представитель Ставки Верховного Главнокомандования генерал Смирнов. Он присутствовал при том, как Михаил поднимал истребители и как получал наказание. Прошел час. Смирнов вернулся на главный пост и пошел прямо к Падалице — тот склонился над столом над очередной картой. Увидев генерала, Михаил вытянулся в струнку.
— Пойдем со мной, — сказал генерал. Они прошли в кабинет командира бригады.
— В шестнадцать ноль-ноль с аэродрома взлетит транспортный самолет. Подключите к нему локатор, настройте все посты и следите за его продвижением, — приказал Смирнов.
— Курс можно узнать?
— На восток.
Михаил связался с радистом. Тот удивился приказу и чуть было не тыртыхнулся, мол, своих военных самолетов хватает, зачем нам нужен какой-то транспортный… Но приказ есть приказ. Его надо выполнять. Оперативники сопроводили этот неизвестный самолет километров на триста. Падалица взял кальку с картой и пошел докладывать генералу. Тот посмотрел на карту и грозно взглянул на Михаила.
— Вас учили отвечать за свои действия?
— Не понял, товарищ генерал
— Кто вел кальку?
Михаил забыл расписаться в углу карты, как положено. В руках он жал красный и черный карандаши. Красным карандашом размашисто написал: «Падалица».
— А ты знаешь, что это за самолет? — уже по-дружески, даже по-братски спросил Михаила Смирнов.
— Да откуда мне знать?
— Это наша делегация полетела принимать капитуляцию Японии. Это конец, это мир! — генерал ударил Падалицу по плечу. — Иди, ребятам скажи.
Не помня себя, Михаил помчался на главный пост.
— Ты что как угорелый носишься? — сказали ему оперативники.
Что есть мочи Михаил заорал
— Славяне, мир, мир!..
Уже много позже Михаил Елисеевич понял, что подписал последнюю кальку о воздушной обстановке второй мировой войны. Он Михаил Падалица, внес хоть маленький, но свой личный вклад в окончание самой кровопролитной войны двадцатого столетия.