ДОЧЬ ХУДОЖНИКА

ДОЧЬ ХУДОЖНИКА

Не стало Веры Кондратьевны Беловой

Оба слова заголовка хочется написать с большой буквы — Дочь Художника.

Последние десять лет из прожитых 67 эта женщина полностью посвятила себя сохранению памяти об отце — патриархе омской живописи Кондратии Петровиче Белове. Так считала она сама. А получилось, что ее деятельность далеко вышла из рамки камерной, мемориальной и стала самоценна, открыв новые явления в городской культуре.

Мы познакомились, когда деревянный дом с бельведером на улице Валиханова еще только реконструировался под музей К. П. Белова. Веру Кондратьевну я, признаюсь, приняла за маляра. В рабочей одежде она трудилась как профессиональный строитель. Или, вернее, как будущая хозяйка этого дома, который хотелось сделать уютным. Как — об этом она размышляла задолго до окончания реставрации особняка.

Задумывалось, что этот музей будет филиалом Музея ИЗО — вроде отдела, посвященного творчеству старейшего и видного художника. Для иного — дома-музея — вроде бы не было оснований: здесь Кондратии Петрович никогда не жил. А дочери хотелось, пусть и не в родных для отца стенах, воссоздать атмосферу гостеприимства, русской широты и радушия, которыми так славился Кондратии Петрович, где бы он ни жил.

Едва открылся музей, она, его возглавив, завела обычай встреч и задушевных бесед за столом с чаем и необыкновенно вкусными фирменными «беловскими» пирогами. А еще вечера старинных романсов, любительское музицирование. Это было ново, непохоже на то, что принято делать в музеях. И появились упреки: в музее не положено печь пироги, это повредит живописи; искусство и застолье несовместимы, дурной тон. И вообще. Вера Кондратьевна не специалист музейного дела, а в недавнем прошлом инженер.

Она не обиделась, но не уступила и не отступила от своего представления о том, каким должен быть музей ее отца. Кто лучше дочери знает это, сердцем чувствует? И очень скоро то, за что ее критиковали, действительно стало изюминкой нового музея. Признаются же японские чайные церемонии явлением национальной культуры. Почему наши древние традиции умного, доброжелательного общения за самоваром кто-то в середине XX столетия объявил мещанскими, когда в них раскрываются прекрасные черты души народной? Музей стал притягателен для самых разных групп омичей. А сколько в нем перебывало знаменитых гостей города — об их восхищении атмосферой этого дома можно прочесть в журнале, ставшем летописью музея. В последнее время Вера Кондратьевна возобновила здесь традицию, существовавшую в годы молодости ее отца — Рисовальные вечера, творчество вместе, импровизации художников на глазах зрителей.

Знаю, что на первых порах Веру Кондратьевну волновала мысль об истинной истории особняка, переданного под музей. Она была полностью восстановлена с помощью омских краеведов. Особняк принадлежал омскому промышленнику Ф. Ф, Штумпфу, одному из организаторов знаменитой Сельскохозяйственной выставки 1911 года. Владельцу дома посвящена экспозиция гостиной. Музей взял на себя еще и роль памятника омской истории. Казалось бы, несоединимое удалось связать воедино с большим тактом. Это оценили и родственники Ф. Ф. Штумпфа, которых разыскали, чтобы устроить встречу в родовом доме их фамилии, обновленном, а не разрушившемся за сто лет, благодаря имени художника. Кондратии Петрович, кстати, очень любил это чудо сибирского деревянного зодчества. А в чем у художника проявляется любовь? Он старается запечатлеть то, что поразило его красотой. На одной из картин К. П. Белова — вот он, дом, в котором создан музей его имени.

Конечно, этой работы — заведовать музеем, проводить выставки и вечера, разбирать и готовить к публикации многочисленные рукописи воспоминаний отца, придумывать новое содержание для музея — хватило бы Вере Кондратьевне на всю оставшуюся жизнь. Но ей показалось мало. И она создала Славянскую школу, которую сначала назвала тоже именем отца, а потом гимназией в честь просветителей славянства святых Кирилла и Мефодия.

Это было в 1992-м году, когда славянофильские умонастроения появились в среде интеллигенции, потому что стала жадно читаться историческая литература, раньше недоступная. У Веры Кондратьевны размышления, как соединить нити прошлого с настоящим, рождались не только от книжных открытий. Они шли от щедрости русской души ее отца, от ярко выраженного русского уклада в ее семье. Она была генетически застрахована от увлечения модой на все «как на Западе». Узок был тогда круг патриотически-настроенной интеллигенции, потому что даже слово «патриот» имело в то недавнее время некий советский оттенок или употреблялось как ярлык для людей косных (ведь гэкачеписты только недавно объявляли себя патриотами). Впрочем, в Омске на любви к местной истории этот круг людей, не стеснявшихся говорить о любви к Родине, может быть, был и шире, чем где-либо, если вспомнить, что в том же 1992-м у нас родился фестиваль «Душа России». Эта интеллигенция создавала отделение Фонда славянской письменности и культуры. Встречи проходили в музее К. П. Белова. Предлагалось много идей и начинаний, Жизнь показала, что иные воплотились в жизнь, а большинство, увы, остались прекраснодушными мечтаниями, А Вера Кондратьевна тогда задумала открыть школу в традициях русской педагогики и духовности и в память об отце — с художественным уклоном.

— У всех были такие интересные предложения, а я слушала и думала: «А что же я могу сделать?» — рассказывала она мне потом. — Решила: открыть школу.

Труднее этого дела придумать сложно. Многие от своих замечательных проектов отступили, столкнувшись с вопросами суровой реальности: с чего начать? На что существовать? Надежды на обещанную щедрость благотворителей быстро улетучились — и на воплощении многих замыслов была поставлена точка. Или многоточие — они оставлены «до лучших времен». А школа родилась и живет.

Моя младшая дочь была в числе первых зачисленных учеников и окончила здесь начальную школу. Подготовительный класс занимался в музее, когда еще не было своего здания. Это был для детей родной дом. близкий и добрый, как дома дедушек и бабушек. Каждая картинка знакома до деталей, и кошек дети считали своими. И дни рождения продолжали отмечать с одноклассниками и родителями здесь же, когда уже учились в здании на улице Красных Зорь. Председатель областного комитета по культуре Н. М. Генова привезла на Рождество в музей тогдашнего министра культуры Сидорова. Рассказывала, что, уезжая, он сказал: «Много хорошего увидел, но самое яркое впечатление в Омске — праздник Славянской школы в музее», Дети встречали Патриарха Алексия II, потомков династии Романовых, растрогали Мстислава Ростроповича пением на службе в Никольском соборе. Алла Гуменюк, гуляя с детьми по городу, рассказывала первоклашкам об архитектуре Омска, Галина Мысливцева водила их в мастерские художников, прикладное искусство пригласили вести Татьяну Колточихину, танцы — Наталью Торопову. Это все очень известные в омском искусстве имена. Всех учили игре на фортепиано, живописи. И была открыта в школе церковь, куда приходил свой, любимый батюшка.

Проблем у Веры Кондратьевны было очень много. Со школой — во много раз больше, чем с музеем. Когда стала болеть, она передала руководство сыну Владимиру Храмовичу.

Я не раз думала: какой Вера Кондратьевна сильный человек. В 80-х похоронила отца и рано умершего брата, известного омского художника Станислава Белова, тоже добившегося создания школы с художественным уклоном, правда, на базе обычной — 85-й. Так в те годы о большем и помышлять нельзя было. А в 90-х — череда несчастий.

От неизлечимой болезни страдал и умер 20-летний младший сын Юрий. Потом скончались мать, муж. Удар обрушивался за ударом, женщине нужно было огромное мужество, чтобы это пережить. Ее спасала искренняя вера. Как-то она поделилась: «Старший сын пришел к Богу, он пишет иконы. А я мечтаю, чтобы внучка, получив православное воспитание, создала хорошую семью и вернула всю нашу семью к русским традициям», 13-летняя внучка учится в Славянской гимназии, Когда в мае отправлялась из Омска к святыням Петербурга группа паломников, Вера Кондратьевна привела ее на вокзал и попросила владыку Феодосия взять с собой девочку. Мест в вагоне уже не было. Ничего, рассудила Вера Кондратьевна, пусть поедет пятой в купе со студентками Духовного училища, пусть спит на багажной полке, мне очень важно, чтоб поехала. Карина, в крещении Кира, которую в шутку девушки-студентки стали называть матушкой Кирой, всех очаровала. Добрая, веселая, неизбалованная и без капли подростковой капризности. В хоре как будто всегда пела, акафисты читала в очередь со взрослыми, Когда отправились, по-детски похвасталась, что и папа, и бабушка дали ей в дорогу немного денег.

— На что же ты их потратишь? Пожимала плечами:

— Не знаю.

Мало ли соблазнов для ребенка в Петербурге. А она, оказывается, все до копеечки потратила на иконки в подарок близким — из Александро-Невской лавры, из Иоанновского монастыря, Казанского собора.

Кира похожа на папу, на бабушку, на прадеда. В ней видела Вера Кондратьевна отраду и тот результат, во имя которого и брала на себя груз забот и ответственности.

Род Беловых продолжается — на петербургской земле расписывает храмы старший сын В. К. Беловой Вячеслав Некрасов, в Омске продолжает мамино дело Владимир Храмович, на смену растет Кира-Карина.

Больно, что Веры Кондратьевны больше нет с нами — мудрой, доброй, деятельной, дочери большого художника, которая столько сил отдала попечению не о житейском — о духовном его наследстве. И оставила свой след.