Мы разговариваем за резным деревянным столом в помещении Сибирского культурного центра. На столе самовар. Где-то поблизости вдруг затягивает нечто заунывное хор бабушек. Я морщусь. А Дима прислушивается: «Интересно, куда выведут?»
— Тебе сколько лет? — удивляюсь я такой любви к древности.
— Уже 22 исполнилось. А что? — с вызовом отвечает Дима.
Прекрасный возраст. Самое время для свершения революции. Музыкальной, конечно.
МУЗЫКАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
На гитаре Дмитрий Парамонов умеет делать все. Руками, ногами и при желании, — носом. Раньше он почти не разлучался с ней — еще когда учился в школе Нижневартовска, организовал рок-группу «Тишина». Вопреки названию гремели они с ребятами — будь здоров. И когда служил в ВДВ, тоже играл в группе. Но за гитару давно не берется — уже неинтересно. Дима — гудлец, то есть игрец на гуслях.
Род Парамоновых не блещет знатностью, зато отличается страстью к музыке. Дима — потомственный гусляр. Они уже во времена прадедушки Парамонова, не говоря о дедушке, были редки. Сейчас есть несколько профессиональных мастеров в больших оркестрах — в Государственном Русском народном имени Осипова, например. Но таких, как Дима, которые взяли в руки гусли исключительно по велению души, даже без особой надежды выйти на широкую публику наверное, больше нет. Уж в Омске и его окрестностях — точно. Он сам обследовал все уголки области -то в одиночку, то с экспедициями Сибирского культурного центра, где проводит все свободное время, или отделения культурологии Омского педуниверситета, где учится. Вывод печален: гусли есть только в трех районных музеях. Это просто экспонаты, в нерабочем состоянии. Ни гудеть, ни бряцать на них нельзя. Главное — некому. И отремонтировать никто не может. Словом, гусли — настоящая древность. А жаль.
С полным правом, как «старый рокер», Дима заявляет, что гитара — инструмент нам чуждый. И по происхождению — иностранный, и звук у нее совсем другой, чем у исконно русских инструментов. Высокие частоты, которые создаются с помощью гуслей, по его убеждению, воздействуют на мозг, сердце и душу. А то, что модно сейчас, направлено «ниже пояса». Между тем, старинная русская народная музыка не менее заводная, чем негритянский рок-н-ролл. И этот «русский рок-н-ролл» Дима играет на инструменте своего прадеда.
СВОЙ ПОЧЕРК
— Гусли ведь не просто музыкальный инструмент. В языческие времена они считались почти живым существом. У них были имена, и их приносили в жертву богам, — объясняет мне Дима, показывая свой инструмент в форме крыла, увенчанного головой лошади.
Струн больше, чем на гитаре, — 9. Они слегка расходятся в разные стороны от центра — как лучи солнца, заканчиваясь деревянными колками. Стан гуслей изогнут с одной стороны — чтобы руке музыканта было удобнее. Розетка сделана в форме старообрядческого креста.
Крыловидные гусли, которыми владеет Дима, — как раз, видимо, такие, какие брал под мышку Садко, спускаясь к морскому царю. А вот Боян из «Слова о полку Игореве», пожалуй, возлагал персты на инструмент более объемный и тяжелый — шлемовидный. Подобные и сохранились в музеях области. Как считают русские музыковеды, история гуслей насчитывает 1000 лет. Но самый старый из сохранившихся экземпляр, который находится в Санкт-Петербурге, — всего лишь конца XIX века. О гуслярах, их технике игры известно мало. Даже о количестве струн до сих пор спорят исследователи. Хотя именно из былин, которые пели гудлецы, сложилось наше представление об истории.
Димины гусли тоже имеют имя. Честно сказать, не очень благозвучное — Конь Педальный. На самом деле они не педальные. Подозреваю, что столь грубоватое обращение нужно только для того, чтобы скрыть нежные чувства. Добыл своего Коня Дмитрий с большим трудом Строго говоря, его гусли не прадедовы. Это их копия.
НАИГРЫШИ ДИДЖЕЯ
Детство свое он провел на Урале, в доме маминых родителей. У деда Саши были гусли, доставшиеся ему по наследству от отца. Заезжие гости удивлялись: «Это что за бандура?» А односельчане его страсть к гуслям не считали причудой. Дед Саша, если по-современному, был местным ди-джеем. За это, как и за то, что был мастером на все руки, — сапожником, печником, столяром и плоником, — его уважали. По вечерам и стар и млад собирались возле дома Парамоновых, на широкой лужайке. Устраивали танцы под гусли и гармошку. На праздники — Троицу, Ивана Купалу — уходили в лес, к колодцу, специально вырытому для утоления жажды путников. Каждый год Дима ездит на родину. И не только потому, что скучает по бабушке и старому дому, но и потому, что некому почистить колодец — и времена, и нравы изменились.
В прошлом году прибыл с » гуслями в руках. Баба Лида охнула и заплакала — не думала, что искусство мужа кому-то еще нужно. Дима в детстве хоть и любил праздники, над дедовыми музыкальными пристрастиями слегка посмеивался. Он как раз тогда гитару осваивал. А когда понял толк в гуслях, было поздно. Дед умер. Куда делись гусли, никто не знает. Пропали без хозяина. Пришлось восстанавливать по памяти. Мастера Дмитрий нашел в Новосибирске — их за Уралом всего-то два человека. Вместе сделали чертеж, потом слегка усовершенствовали инструмент. На дедовых был морской конек — вероятно, они предназначались в жертву Нептуну.
Смастерить гусли — дело не копеечное. Но музыкант музыканта всегда поймет, и Дима расплачивался в рассрочку почти целый год. Наигрыши восстанавливал по памяти. Помогла бабушка — она-то мелодии мужа знала наизусть. Правда, воспроизвести их могла только на балалайке. Восстановили практически всё. Кроме самого важного — индивидуальных особенностей дедовской игры. Ведь инструмент не только служил людям, он открывал душу гусляра, его характер. У каждого маэстро — свой почерк. Слова им были не нужны — они могли похвалить и обругать музыкой. Понимали их все — потому что слух у людей был.
Да и сегодня, говорит Дима, слух есть изначально у каждого ребенка. Но чтобы он развивался, нужно петь самому, стараясь правильно вывести каждую ноту, как это делали наши предки. Кстати, у Димы уже есть юный ученик. Семилетний Кирилл. Его мама работает в Сибирском культурном центре. Сначала Кирилл сам освоил завалявшиеся еще с советских времен игрушечные гусли «Перепелочка» фабричного производства. Потом услышал настоящий инструмент в руках маэстро Димы. Загорелся.
ПО КОМ ЗВОНИТ КОЛОКОЛ
В окошко неожиданно доносится грохот магнитофона — пивная компания уселась на бульваре Мартынова рядом с теремком Сибирского культурного центра. Теперь морщится Дима.
— Ты что, современную музыку совсем не слушаешь?
— Ну почему? Приходится, — вздыхает гусляр. — В маршрутке, например. Раздражает. О чем поют? За что сел, зачем вышел. Ничего духовного. То землю ноздрями втягивают, то корни теряют. Какие корни, они хоть что-то о них знают? Каждому человеку полагается знать о своих предках — хотя бы до пятого, если уж не до седьмого колена.
— А ты?
— Конечно. Пока еще не все подробности, но имена-отчества, даты рождения, профессии… Прадед-гусляр был раскулаченным. На Урал его отправили с женой и одиннадцатью ребятишками. Разрешили взять только то, что на себе, и телегу. Он гусли под рубахой спрятал.
— А зачем нам, Дима, при современных-то ритмах жизни вся эта древность?
— Да хотя бы затем, чтобы нам головы не дурили, -Дима машет рукой в сторону окна, — чтоб не врали, будто русский народ всегда пил, пьет и пить будет. Не пили наши предки! У них рюмочки были — с наперсток. И вообще, что значит «древность»? Фольклор был, есть и будет. То, что существует сейчас в современной музыке, — для народной уже пройденный этап. Это же не песни, это жизнь.
— Ты что, и на дискотеки не ходишь?
— А зачем? У нас в центре есть альтернатива — вечерки. Под гармошку, балалайку, теперь еще и под гусли.
— Девушки-то тебя понимают?
— Многие не выдерживают. Поставишь им кассету с бабушками, они возмущаются: «Ты что, издеваешься?» — хохочет гусляр.
Ничего они, глупые, не понимают. Дима говорит, что русские песни для него — не только источник мудрости, но и образец поведения. Запевает. «Нельзя черемуху неспелую рвать, нельзя девушку нерученную целовать…» Дима сейчас выступает с ансамблем «Берегиня». Пытается создать новую «рок»-группу. Только в этом ансамбле — гусли, жалейка, волынка, балалайка, барабаны, калюки. Дима на всех гудах и дудах игрец, хотя, к примеру, калюка не струнный инструмент, а духовой. Такая длинная дудочка из борщевика, с единственной дырочкой.
Я долго упрашивала Диму надеть темные очки для снимка: мол, будешь как рокер, но с гуслями.
— Да какой я рокер, — обиделся Дима. И неожиданно признался: — Я звонарь.
Оказывается, он еще освоил искусство колокольного звона. Учился долго, но схватывал быстро — по его выражению, дело, как гусли, шло. Теперь, проходя мимо Никольского собора, знайте, по ком звонит колокол. Может быть, по каждому из нас — забывших, что такое корни.