К. П. Белов — ровесник века. Он рос вместе с веком, рос не свидетелем, а участником его бурных и жестоких событий. В 1988 году он ушел из жизни, но оставил нам, его потомкам, огромное творческое наследие и сорок три тетради воспоминаний.
В долгих, как из сита, осенних дождях растаяло короткое, но жаркое лето 1919 года.
На комья замерзшей земли ложился и уже не таял белый покров. В несколько рядов, вдоль линии Великого Сибирского пути, ползла осыпанная вошью серая масса Колчаковской армии с теплой надеждой пробраться за границу. Также, кое-как, десять верст в час, тащились забитые интервентами поезда. По ту и другую стороны железнодорожной линии валяются или сложены, как бревна в штабеля, замерзшие трупы. Заболевших тифом высаживают из вагонов. Они бродят по близлежащим деревням с температурой, в бреду и, не находя пристанища, замерзают. Вокзалы забиты умирающими… На воротах почти каждого дома написано мелом или углем слово «тиф».
На станции Тайга стоит и не торопится к отходу спецпоезд из трех зелено-желтых первоклассных вагонов и теплушек с двумя головными и хвостовыми броневиками.
Поезд Колчака идет за границу, весь золотой запас России изъят из Казанского банка.
В салоне вагона сидят две женщины. Одна молодая, красивая, в форме сестры милосердия. А вторая — пожилая, лет пятидесяти. Они разбрасывают пасьянс. В дверь постучали… Вошел Колчак в новом кителе с золотыми, с черными орлами, полноадмиральскими погонами.
— Александр Васильевич! Я Вас впервые вижу в этом мундире, в Омске Вы его не носили…
Это княгиня Тимирева…
Колчак поздоровался, припадая к рукам сидящих.
За ним вошел белочех, майор Верайсти.
На второй день, утром, Колчак был негласно арестован его же вновь испеченным генералом временного правительства, братом министра внутренних дел, Виктора Пепеляева, Анатолием Пепеляевым. Об этом знали только двое — майор Верайсти и консул доктор Тирса. Теперь они уже не сопровождают Его Превосходительство, а конвоируют его. Измена.
Анатолий Пепеляев улетел за границу, так же как и Анненков, Семенов, Унгерн, Хорват и другие.
(Пепеляев в Маньчжурии, в г. Модягоу, занялся ломовым извозом. Но не ложилось ему в мире и благоденствии, » протянул он руку помощи в 1922 году якутскому корнету Коробейникову, возглавившему мятеж, и эсеру Куликову. А в 1923 году из Владивостока, вышли два парохода под командованием комбрига Вострецова. Мятеж был подавлен, и сам Пепеляев с большой группой офицеров взят в плен. Об этой эпопее была написана книга Ивана Яковлевича Строута с предисловием его военкома Михаила Григорьевича Кропычева, жившего впоследствии в Омске, на ул.Рабиновича,41. Книга называлась «В якутской тайге». Сейчас Кропычева нет в живых, он похоронен на Старо-Северном кладбище. Скульптор Юдин создал его бюст. Книга есть в музее.)
Белочехи, сопровождавшие состав Колчака, не торопились. Колчак нервничал: на его глазах другие составы, его союзники, обгоняют его поезд, а он стоит. В чем дело?
Под усиленной охраной двух броневиков поезд, казалось бы, не подвергался опасности. Но Колчак чувствовал себя скверно, не раз схватывался с комендантом поезда.
В Нижнеудинске А. В. Колчак был арестован официально. Поезд ожидали восставшие копи черемховских шахтеров.
Из Нижнеудинска летит на станцию Черемхово депеша: «Поезд Колчака вышел, встречайте…» Это был конец ноября 1919 года.
Депешу принял молодой телеграфист Сергей Вахрамеев. Вахрамеев не стал звонить в Ревком, а депешу доставил лично в штаб повстанцев.
(Вахрамеев — однокашник К. П. Белова, более того — друг. Он жил на 22-й Северной, 40. Сейчас там, видимо, живет его сын Анатолий, крестник Белова. — Ред.)
Ночью, со знаменами революции, двинулась лавина восставших шахтеров к вокзалу, к ним примкнули партизаны. Поезд шел медленно и вот, звякнув буферами, остановился.
Колчак бросился к окну: масса людей с озверевшими лицами все ближе и ближе подвигалась к вагонам, кричали, пели «Отречемся от старого мира…» Трагедия была близка.
Но комендант поезда майор Верайсти (белочех) остановил рабочих, угрожая стрельбой из бронепоезда. Выдвинули делегацию для переговоров. Колчака на самосуд не отдали, выдали его иркутским властям — «У нас есть договоренность с командованием Красной Армии!..» — кричал Верайсти.
Действительно, чехи вынуждены были дать слово не разрушать мосты, станции, водопроводы и держать поезд на определенном расстоянии от передовой линии фронта. Иначе их могла постичь судьба французов в 1812 году.
«В степях истлеют наши кости без погребения гробов…» Не страшен был А. В. Колчаку расстрел. Но измена близких к его окружению людей, тревога за судьбу семьи, сына привели его в отчаяние… Он вспомнил, как в 1917 году, когда восставшие матросы на корабле потребовали сдать оружие, он бросил золотой именной кортик в море со словами: «Море мне его дало, море его и возьмет!» Сейчас у него не было оружия…
Колчак был сдан самому председателю Иркутской ЧК. Это был маленький, невзрачный с большой головой человек по имени Самуил Гельгальдович Чудновский. Приняв «подарок» от чехов, он открыл семафор составу, в котором прибыл Колчак, на Владивосток. Весь гвардейский чешский корпус, во главе с красавцем Гайдом, покидал Россию. Они откупились Колчаком.
Иркутская тюрьма приняла долгожданных «гостей».
Адмирал, не моргнув, как на параде, вошел и занял предназначенное ему место.
Его министр внутренних дел, родной брат генерала А. Пепеляева, В. Пепеляев дрожал всем своим полным телом, виновато оглядываясь, как бы искал пощады со стороны.
Иркутское белогвардейское подполье бешено взялось за проектирование плана по освобождению Александра Васильевича. Прошел месяц. План был готов, приготовлена тройка лошадей. Недалеко от деревни Пивоварихи должен был стоять замаскированный сеном самолет. В два часа ночи, по сигналу ракеты, должно вспыхнуть восстание. Оно должно быть поддержано с востока генералом Войцеховским. На фоне восстания А. В. Колчак улетает за границу.
Но снова предательство: офицер белогвардейского штаба Алексей Стритск-Васильев информировал Иркутскую губчека. Он был дирижером этих событий от начала до конца. Омской ЧК (вернее, омскому чекисту) было приказано перейти фронт с документами анненского офицера в чине капитана, с заданием не выпустить Колчака за границу. Стритск-Васильев был сыном предводителя уездного дворянства, окончившим во Владивостоке, в 1903 году, морской корпус. С Колчаком был знаком, так как Колчак окончил этот же корпус в 1896 году. В Японскую войну они служили на одном корабле, один уже лейтенантом, другой только мичманом. Вот это и было главной причиной поручения задания не кому-нибудь, а бывшему дворянину, теперь уже большевику.
Ему помогли устроиться в эшелон чехов, который следовал за поездом Колчака. Так «анненковец» держал своего однокашника на прицеле до последних дней его жизни.
Когда Колчака и его министров заключили в тюрьму, контрреволюционные подпольщики готовили восстание, которое, как они рассчитывали, помогло бы спасти Александра Васильевича. В это контрреволюционное подполье пробрался и «анненковский капитан». Вот он-то и информировал ЧК Иркутска. Главный ход восстания: где, кто, сколько хранится оружия, часы и минуты.
Иркутская ЧК, гарнизоны города, вся железнодорожная служба были начеку. Иркутск был оцеплен от Маратовского до Знаменского предместья и окраины Петрушинской горы. Дом, под которым находился штаб, был незаметно оцеплен.
Пробило только 12 часов ночи… В коридоре тюрьмы, как из подземелья, вырос маленький человек с большой головой в кубанке, в черной кожаной тужурке. Несколько, с обнаженными шашками, верховых. Охрана обезоружена. В коридорах и в подвале стояли вооруженные люди. Маленький человек потребовал открыть нужную ему камеру.
Загремели ключи. Колчак стоял одетый, держа в руках маленький саквояж. Пепеляев сидел на чемодане. Они ждали освободителей…
Александр Васильевич задал один вопрос. «Что, без суда?» — на низких регистрах произнес он. Пепеляев заплакал, просил, умолял.
Ровно же и в 12.00 был арестован штаб по спасению Колчака, за исключением одного, одетого в офицерскую форму, человека (?!).