— Елена Ивановна, когда вы решили стать актрисой?
— По-моему, с рождения. Уж в пять-то лет определенно. В этом возрасте я впервые увидела спектакль «Красная Шапочка», было это в городе Томске. Как сейчас помню. И тогда я решила, что это будет то самое.
В самодеятельности участвовала с первых шагов. Вначале в пионерских делах, с барабаном, все чин чинарем. Ходила по Томску, а рядом несли знамя и шел горнист, и я выстукивала. А по тротуару бежала мама, болельщица моя всю жизнь. Она бежала и очень волновалась.
В сороковом году я пришла на профессиональную сцену. Это случилось в городе Сталинске, ныне Новокузнецк, в тюзе, где проработала один сезон. Во время войны тюз закрыли, а дальше — это уже совсем другая биография.
— Какая роль вам досталась самая первая?
— В тюзе я играла первое-первое — Лягушку-царевну. Меня сжигали и появлялась красавица Василиса, а я сгорала, но все равно очень волновалась. Мама моя сидела в зале на каждом спектакле.
— А в сорок первом?
— Я попробовала поступить в Драму, мне сказали — нет-нет, учиться надо. Пригласили в Новосибирск, где был филиал Центрального театра кукол под руководством Сергея Владимировича Образцова. Нас было 24 человека — драматические актрисы и мужчины, вернувшиеся израненными с фронта или оставленные в тылу по здоровью. И еще был оркестр, 15 музыкантов, руководил которым 15-летний Георгий Иванов. Сейчас он ректор Новосибирской консерватории. Проработала до 1946 года, и не жалею об этом, было интересно. В сорок шестом нас всех уговаривали остаться в Калинине. Все приготовили — и помещение, и жилье — но мы были все сибиряки, все соскучились по дому, как закричали — домой, домой. Со мной разговаривали день и ночь, Сергей Владимирович был такой терпеливый, мне предлагали даже режиссером быть, но я твердила одно: хочу на драматическую сцену. Вот и все. В 1946 году меня приняли в драмтеатр, тогда еще Сталинск был, и началась моя драматическая судьба.
— А первая роль в Драме?
— Вот уже и не помню. Я много играла, всегда была занята, любимых ролей было много. За последние годы это, конечно, «Последний срок», «Гарольд и мод», «Стеклянный зверинец» и много маленьких, но очень мною любимых эпизодов
— Не раз слышала, что Псарева — королева эпизода…
— Это просто очень громко сказано. Я все делала, что мне поручали — я никогда не отказывалась. Могла принимать, могла не принимать, но в конфликты никогда не вступала.
— Как Вы оказались в Омске?
— Уже с мужем по приглашению Лазаря Марковича Меерсона, режиссера, у которого я начинала драматическую карьеру Он переехал в Омск и пригласил нас с мужем. И вот уже сорок седьмой сезон прошел в Омске.
— Недавно прошел спектакль «Виндзорские насмешницы», где старейшие актрисы театра играли молоденьких девочек…
— Ну и что? Какие возражения? Я не старалась играть молодую, я понимала, что хочет режиссер от меня, так что никаких трудностей.
— Актерская слава вас не избаловала?
— Никогда в жизни. Вот это искренне говорю. Никогда в жизни себя звездой не ощущала и теперь уже не буду ощущать. Потому что я к себе очень строго отношусь. Никогда я себе не сказала, что я это сделала хорошо. Я самоедка, есть такая категория. Я хотела и хочу работать.
— Вы o первая «Легенда омской сцены».
— Это не мне было решать, но получить такое звание было приятно. Я к этому с юмором отношусь. Ребята вручали в доме актера, все юморные. Ну несерьезная я старуха.
— А хоть иногда серьезная вы бываете?
— Шибко даже серьезная бываю. Когда плохо. А плохо бывает очень даже часто. Больше чем хорошо. Но жить без театра не могу. Бросить сцену — исключено. Я плохая бабушка, у меня много внуков, правда, они давно выросли, у них своя жизнь, я им просто начисто не нужна. Жили они в отдалении от меня, я только наездами была — ах-ах-ах — уехала работать. Сейчас они вместе со мной, но у них своя жизнь, я не вмешиваюсь, советов никаких не даю, они самостоятельные. Нас много, видимо-невидимо, до потолка, все нормально. Тесно, но что ж делать.
— Современную молодежь все ругают…
— Молодежь всегда хороша. Ну вот Олежка сидит (Олег Теплоухов, актер — авт.), ну чем он отличается от моих ровесников? Ну, может, покрасивше был мой Женя, через три месяца на войне погиб, и мальчика не стало, а душа такая же, красивая, добрая.
— Актеры — люди обидчивые, ранимые…
— Ну и я ранимая, что ж. Поплачу в подушку, утру слезы и сопли — вот и все. Выяснять отношения никогда не ходила, ни в какие кабинеты, никого здесь не знаю. 47 лет прожила и не знаю, кто здесь нами правит. Только по телевизору иногда вижу личико Полежаева. Больше никого из них не знаю.
— О режиссерской работе не думали?
— Нет. Никогда не руководила самодеятельностью. Не умею, и не бралась, и не берусь, и не буду браться. Потому что я сама из самодеятельности. Мне просто повезло, что мне встретились люди, которые почувствовали, что из меня что-то такое получится. А я могу не почувствовать и испортить жизнь кому-нибудь.
— Многие актеры зарабатывают на рекламе…
— Меня не зовут. Я бы с удовольствием снялась, «Притормози-сникерсни», ой, я не могу! Что-нибудь толковое прорекламировала бы, колготки какие-нибудь.
— Творческие планы на будущее?
— Жить.