Туристический сезон закончился, и в известной на весь мир омской деревне Окунево пустынно. Проложенный до околицы асфальт резко обрывается, превратившись в грязную мешанину, словно океан омывающую три местных континента -три улицы. У въезда в деревню, как пограничный столб, резной указатель с надписью «Оракул». На страже молодой парень в ватнике и резиновых сапогах.
— Это вы картошку закупаете?
— Нет, нам оракул нужен. Как найти?
— А-а-а, придурки… Крайний дом. У него там этикетка висит.
— А почём картошка?
— Три рубля кило. Возьмёшь?
Оракула на рабочем месте не оказалось: поехал к себе на родину, в соседнее село Бергамак. Когда-то этот молодой человек по имени Евгений начал зарабатывать себе на хлеб изготовлением рун (деревянных табличек с древними знаками), а позже освоил ремесло прорицателя. Только вот беда: прорицательская деятельность в Окуневе носит сезонный характер. Местному населению собственные перспективы и так предельно ясны, и вещать о будущем по холодам некому. Спасают лишь шлифованные деревянные «пятачки» со шнурком и прилагаемой инструкцией по применению типа «от бронхита и от гриппа» — в городских эзотерических лавках на этот товар спрос стабильный. Летом же деревяшки идут на ура и в самом Окуневе, но едут сюда из городов и весей не за ними.
Главная достопримечательность этих мест — пуп земли (омкар). Обнаружила этот пуп ученица гуру Шри Бабаджи — латышка Расма Розитис, узнавшая от своего учителя о том, что в Сибири есть затопленный храм Ханумана, в котором якобы хранится особый кристалл, который спасёт мир. То ли начитавшись археологической литературы, то ли просто ткнув пальцем в карту, Розитис в 1991-м году приехала в Окунево. С этого, собственно, и началась новейшая история деревни. Как следует помедитировав, Расма увидела над Татарским увалом свечение, пообщалась с какими-то неземными существами — и на месте старого языческого кладбища был сооружён жертвенник — дуня, в котором с песнями и плясками стали сжигать экзотические фрукты.
Поначалу к странным приезжим в деревне отнеслись с заботой, как к малым детям. Но постепенно дело стало принимать странный для сибирских мест оборот.
Главы окуневских семейств вдруг запретили своим жёнам и детям обременять себя традиционными трудами по выпасу домашней скотины. Изумлённые бабы почувствовали в этом какой-то подвох и вскоре выяснили, что последователи Бабаджи устроили себе на берегу Тары нудистский пляж. Сначала от баб получили мужики. А когда псевдоиндусы перестали вовсе обращать внимание на присутствие рядом людей иных взглядов на наготу, досталось уже им от мужиков. С тех пор местные жители для бабаджистов — «тупые», а главным виновником нетерпимости окуневцев они считают православную церковь.
На самом деле православные поначалу пытались вступать в дискуссии. Но вскоре, поняв бессмысленность попыток, решили перейти в контрнаступление: рядом с дуней была построена часовня, которую украсил бронзовый колокол. Однако всеядные бабаджисты тут же объявили часовню особым энергетическим центром и стали приходить в неё для «подзарядки». Специфический интерес проявили к часовне и местные атеисты — однажды ночью с её колокольни исчез бронзовый колокол. Хорошо, что пропажу заметили вовремя, и до пункта приёма цветных металлов колокол не дошёл. Тем не менее спонсор, на средства которого он был отлит, от второй попытки осчастливить окуневцев отказался и отправил культовый инструменте ином направлении.
С тех пор православие в Окуневе заявляет о себе лишь по церковным праздникам. Зато на воротах некоторых крестьянских домов появились таблички с надписью «Проводник»: за 150 рублей хозяин с удовольствием проводит приезжих на Шайтан-озеро, на дне которого будто бы и покоится храм Ханумана. Ещё на холме стоит свастика-солнцеворот: неоязычники тоже открыли для себя канал космической связи с иноземными цивилизациями. И по их поверьям, с этого места начали быть арии.
Окунево наводнилось учителями, вещающими о единении с природой, поклонении солнцу и о том, что называть женщину на «б» или посылать человека на «х» — не что иное, как пожелание доброго здравия.
Окуневские язычники дружат с омскими, но называют их гномами. Якобы у омских — лунный путь, а у окуневских — солнечный. Куда ведут эти пути-дорожки — никому не известно, даже самим адептам. Большинство язычников не обременены образованием настолько, что с радостью рассказывают, например, о новом последователе, приехавшем к ним «с самой Украины — из Костромы». Фамилии свои они не афишируют, живут автономно, закрыто. Строят себе гончарные и столярные мастерские, чтобы минимально зависеть от социума.
Зато местный социум постепенно начинает зависеть от пришельцев. Если первые переселенцы покупали себе недвижимость за 10 000 рублей в нынешних ценах, то в этом году за дом в Окуневе просят уже порядка 200 000. Впрочем, такой взлёт цен окуневцев не особо радует: многие в жизни не уехали бы из родной деревни, но здесь сегодня нет ни работы, ни зарплаты, а самыми состоятельными считаются продавщицы трёх местных магазинчиков.
Если коренные окуневцы, распродав имущество и повздыхав на могилках родных, отправляются в места иные, то пришельцы врастают в Окунево глубоко. Это место для них — своего рода бог. «Окунево само решает, кому оставаться, а кому уезжать, — рассуждают они. — Вот тут как-то в город было надо, да лениво стало, а потом понял, что так и надо было». Понимающая публика… Однако понять их самих не может даже одна из самых продвинутых жителей Окунева — продавщица Рита Лысенко:
— С виду вроде нормальные, а как начнёшь с ними говорить — так чудики.
Другие и вовсе не могут понять, что вообще всё это значит: почему бабаджисты нагишом при всех по берегу разгуливают и что это за славяне такие странные?
А недавно в деревне появился ещё один учитель — Илья Сусанин. Во дворе купленного им дома он практикует «очищения» через закапывание своих последователей в землю.
Но больше всех окуневцы не любят Михаила Речкина. Это с его — уроженца райцентра Муромцево, а ныне жителя Москвы — подачи Окунево ославилось на весь мир. Чего он только в своих книжках не написал! И про живую и мёртвую воду пяти здешних озёр, и про бесконечные прилёты НЛО, которых никто из местных отродясь не видел, и про ясновидящих, рассказывавших ему о кристалле Ханумана.
— Летом, — рассказывает Рита Лысенко, — к магазину одна за другой подъезжают машины: «Где тут у вас чудеса?». Уж если народ сюда едет, так надо это как-то организовать, и местным тогда, может, удастся какую копейку заработать.
Не против базы отдыха и муромцевский батюшка отец Андрей, но только, понятное дело, без мистических приманок. По его мнению, истерия вокруг Окунева — это коммерция: лишись Речкин этой темы — кем он будет? По логике вещей писателю осталось либо объявить себя новым учителем, либо раскаяться в своих бреднях. Но в любом случае тем, кто поверил в окуневский «пуп земли», к нормальной жизни вернуться будет крайне сложно, потому и зовёт их священник «бедными и несчастными».
А места в Окуневе по-настоящему красивые. Крутой яр. Извивающаяся Тара. Сосны. И стоит посреди всей этой красоты парень в ватнике с опухшими от похмелья глазами и никому не нужной картошкой по три рубля за кило.