ДЕТКА В КЛЕТКЕ
Федеральный судья Советского районного суда города Омска Петр Вдовченко был беспристрастным. Глаза простого омича Петра Вдовченко выдавали его чувства — боль, жалость, безысходность.
За решеткой — совсем еще девочка. Месяц назад ей исполнилось семнадцать лет. День рождения она отмечала уже в неволе. Стройная фигурка, русые волосы, правильные черты лица, ни капли косметики. Красавица. Вот только глаза опухли. Девочку трясет. Она с трудом сдерживает слезы. Подбородок предательски дрожит. Девочка смотрит на мать. Но та все внимание обратила на судью. Дежурная слеза, ни малейшей попытки хоть словечком, хоть взглядом перекинуться с дочерью, Ни единого движения в сторону ребенка.
Мать и дочь словно ждут чуда. Вот сейчас судья скажет: ты, Олеся, хорошая девочка, и я тебя прощаю. Ты не злая, ты никому не желала плохого, а потому нельзя тебя в тюрьму садить. Иди на свободу и больше не совершай плохих поступков. И все будут счастливы.
Чуда не случается. Судья Вдовченко ровным голосом читает приговор. Он суров. Юная красавица останется за решеткой на пять с половиной лет. Вначале это будет воспитательная колония для подростков, затем — женская зона. Наручники смыкают руки девушки за спиной. Женщина в форме крепко берет ее под локоток. Конвой уводит Олесю по пустынному коридору. Гулко цокают каблучки.
— Мам, хоть одежду передай, — успевает сказать девчушка стоящей в сторонке женщине.
— Иди, иди, — кивает та.
СГОНЯЙ ЗА «ТРОЯРОМ»
Что же такого сотворила Олеся, что оказалась за решеткой? Ничего особенного. Она просто убила человека. Просто так — взяла и убила. Затоптала своими стройными ножками в новых маминых кроссовках.
Накануне убийства Олеся не ночевала дома. Мать с отчимом в тот день ездили по магазинам, делали покупки. К вечеру душа потребовала обмывания новых шмоток. Так в доме появился первый литр самогона — на двоих, на мать и отчима. Дело было уже к ночи, когда появилась Олеся. Она пришла кстати — алкоголь кончился, и некому было сгонять за очередной порцией. Олеся воспротивилась. Тогда отчим взялся ее воспитывать: дескать, такая-сякая, почему дома не ночевала? Материна мужа девушка давно не праздновала, а потому просто-напросто кинула ему в лицо пивную кружку. В глаз не попала, но бровь рассекла. В качестве примирения Олеся таки согласилась сгонять за «трояром» — благо, неподалеку продают. Мать выдала дочери тридцатку.
Девушка зашла к подруге. Там обретался сердечный друг Олеси Евгений. Он недавно освободился из колонии, мать его умерла, и он получил абсолютную свободу. В тот вечер он гостил в доме Натальи, там и спать завалился. Собственно, предыдущую ночь они провели здесь вместе. Олеся разбудила его и потащила к себе.
В своем подъезде молодежь встретила местного бродягу Василия. Тот то ли закурить попросил, то ли рюмочку налить — сейчас вспомнить никто уже не может. Евгений просто залепил Василию пару оплеух — чтобы тот свое место помнил и к добрым людям не приставал. Не столько больно, сколько обидно.
Дальше все было просто. Разбодяжили, разлили, выпили, закончилось. Процесс пития не казался завершенным. Требовалась еще малая толика. За вожделенным «трояром» опять послали Олесю, как самую младшую и как единственную трезвую. Часы показывали около полуночи.
УДАР В СПИНУ
Они снова встретились в подъезде — Олеся с двумя флаконами «трояра» и бродяга Василий. Он опять стал к ней приставать, и просьба его была все та же — сигаретку и глоток пойла. Она была раздраженной. Она еще не совсем остыла от ссоры с отчимом, ей было обидно, что Евгений не захотел пойти с ней в ночной магазин. Даже радость от новых маминых кроссовок, в которые она обулась, не развеяла грустных мыслей. Приставания бомжа стали последней каплей. Вспыхнула ссора. Они стояли у лифта на первом этаже. Шум мог привлечь соседей. Они непременно выглянули бы из своей двери и заругались.
— Давай отойдем в сторонку и разберемся, — произнес один из них. Кто именно — Олеся не помнит.
Василий повернулся к лестнице, стал подниматься на площадку между первым и вторым этажами. Там предполагалось закончить выяснение отношений. Она пока стояла внизу. Он занес ногу, чтобы поставить ее на предпоследнюю ступеньку. Она не хотела его убивать. Она просто посчитала нужным указать ему его место в этой жизни. Олеся разбежалась, взлетела, вспорхнула по ступенькам, догнала пьяного доходягу и изо всей силы толкнула руками в спину. Коварного удара Василий не ожидал. Он не успел сгруппироваться, удержаться. Точка приложения силы была выбрана идеально точно. От такого толчка теряют равновесие даже самые ловкие цирковые акробаты. Он стремительно полетел вперед, ударился головой о стену и упал. Через миг Олеся была уже рядом и занесла ногу в новой кроссовке над его головой. Кроссовки были те самые, которые мать с отчимом купили сегодня и которые так тщательно обмывали дешевым пойлом с крепким градусом. Василий еще пытался защититься руками — но тщетно. Удар обрушился на его голову. Кровь брызнула, заляпав пол и стены. Три-четыре удара по голове, столько же по ребрам — и Олеся успокоилась, отвернулась, подхватила бутылочки с «трояром» и продолжила дорогу домой, к матери и отчиму.
УБИЙЦУ НАШЛИ БЫСТРО
— Что это ты вся в крови? — спросили дома Олесю ждущие «трояра».
— С бомжом подралась, — ответила девушка.
Ни только что прошедший школу исправительной колонии Евгений, ни судимые мать и отчим не поинтересовались подробностями. Их не смутило обилие кровавых капель на одежде и теле Олеси. Они занялись главным — приемом внутрь горячительной жидкости, того самого «трояра», который Олеся донесла в целости и сохранности, не допустив его расхода каким-то приставучим бродягой из подъезда.
Ранним утром семью разбудила милиция. Кто-то из соседей обнаружил труп, вызвал милицию. И кровавые следы, и специально обученная собака привели к двери квартиры, где спокойно почивала пьяная семейка. Пока оперативники разговаривали со старшими, Олеся сообразила: кроссовки не помыла, они все в крови. Спокойно, не привлекая к себе внимания оперов, удалилась в ванную.
Пока мать соображала, в чем дело, мужчины уже все рассказали милиции. И то, что Олеся поздним вечером выходила из квартиры одна, и то, что она вернулась, уляпанная кровью, и то, что она сама призналась, что подралась. Отчим не забыл живописать, как получил стаканом в бровь и что Олеся пьет самогонку, если взрослые этого не видят, а прилюдно потребляет только пиво. Виновница убийства была найдена. Несколько месяцев она ходила в правоохранительные органы по повесткам, осенью ее взяли под стражу и отправили в изолятор временного содержания.
ТРИ КЛАССА — И В ТЮРЬМУ
— Вам показать фотографии с места трагедии? — глаза Петра Вдовченко смотрят в упор. — Ударов было немного, но все они были страшной силы. Олеся била лежачего человека, понимая, что убьет, — но не остановилась.
Петр Николаевич не оправдывает Олесю. Он – судья-профессионал, и умеет оценивать не личность как таковую, а конкретные преступные действия. Преступила закон – наказана в соответствии с ним.
Я в Олесе вижу несчастного ребенка. Глупого и беззащитного. Нелюбимого и невоспитанного. И моя жалость никак не зависит от того, что девочка – жестокая убийца.
Петр Вдовченко не спорит со мной. Мы говорим с ним о разных вещах. Я — о несчастной судьбе девочки, он о том преступлении, которое эта девочка совершила. Саму девочку он тоже жалеет. Потому характеристику ей дает очень жесткую, и основана она исключительно на материалах уголовного дела.
— Фраза в приговоре «не имеет образования» то и означает, — жестко произносит судья, — что его нет. Олеся ходила в школу около семи лет. Но окончила при этом только три класса. Она намеревалась вести трудовую жизнь, но никто из взрослых толком не объяснил ей, что обязательно надо получить профессию. Грамматические ошибки только от того, что Олеся никогда не читала книжек, потому и не знает, как пишутся многие слова. Ни один нормативный документ не предусматривает формулировки «незаконченное начальное образование». Кое-что девушка умела.
Вместе с матерью работала она на стройке, выполняя общестроительные работы, ремонты в квартирах омичей. Но умение не есть образование.
Вот записи, сделанные ее рукой. Как Олеся слышит слова, так и написала: и про «муЗчину», который был ей «неЕзвесен», и про драку между «этОжами», и про удары по разным «чЕстям» тела, и про то, что это все написано «сопсвено ручно».
ТЕОРИЯ ЛОМБРОЗО
Было ли так случайным то преступление, что совершила Олеся? Вряд ли.
Есть в науке криминологии такая старинная теория об антропологической предрасположенности к преступлению. Итальянский наблюдатель Ломброзо доказывал: определенные отклонения от идеальной формы черепа, полученные человеком в процессе его внутриутробного развития и последующего роста, неизбежно сделают данного человека преступником. И совершит он именно предопределенное ему преступление, а не иное. С таким черепом — убийца, с другим — насильник, с третьим — вор. За долгие году существования теории к ней относились по-разному, то уважали, то объявляли лженаукой. Один существенный вывод был неоспорим: на женщин эта теория мало распространяется. И все же — случайно ли Олеся стала преступницей?
Спроси любую деревенскую неграмотную старуху, и она приведет сотни примеров, доказывающих простую закономерность: если мать ребенка не любит, то его не будет любить никто, никогда, и нигде. Если мать смотрит не за детьми, а в рюмку, то судьба ее детей изначально печальная или даже трагичная.
Мать защищала Олесю своеобразно. Несколько дней после получения страшного известия семья сидела дома, не выходя на улицу и не отвечая на стук в дверь.
— У меня были отгулы, — объясняла свое поведение работникам прокуратуры мать Олеси. — Чтобы меня никто не тревожил внеплановыми вызовами, я отзываюсь только на условный стук. Вы стучали иначе.
Единственный человек, который всерьез пытался помочь оступившейся девочке, была ее старшая сестра. Наталья сама хлебнула лиха от матери. И в интернате жила, пока мать свой срок отсиживала, и с чужим дядей в роли отчима жила. Не. надеясь на заботу матери, сестра собирала характеристики, ходатайства в защиту сестры. Она настояла, чтобы именно ее, не мать признали законным представителем несовершеннолетней Олеси в суде.
ГДЕ ТЫ, МАМА?
По коридору суда конвой ведет девочку. Впереди — мужчина в форме. Позади — подсудимая. Руки скованы наручниками. Под руку девушку держит крепкого тела женщина в форме судебного пристава. Мать видит эту процессию издалека. Реакции — ноль. Не вздрогнула, не вскрикнула, не попыталась хоть слово сказать или конфетку передать.
Мы входим в зал заседания. Мать идет в полуметре от клетки, в которой стоит ее плачущая дочь. Может, хоть руку протянет? Женщина проходит мимо.
Девочка-убийца дрожит и с трудом сдерживает слезы. Над чем плачет? Много над чем. И над содеянным, и над тюремным будущим, и над сломанной своей судьбой. Олеся ищет взгляда матери. Мать не оглядывается на дочь.
Приговор зачитан в полном безмолвии присутствующих. Обычно, услышав срок наказания, матери начинают рыдать в голос. Олесина — молчит. По ее щеке катится одинокая слеза. Второй глаз сухой.
Понимает ли женщина, любительница выпивки, что из-за ее пьянства погибли два человека? Один — тот самый Василий, 56-летний мужчина без места жительства, без роду, без племени. Второй — Олеся, юная красавица, хладнокровно убившая человека.
Так и получилось: из-за двух флаконов дешевого спирта «трояра» погибли. Василия, мужичка 56 лет, без роду и племени, похоронили. Олеся отправится в Иваново — единственную в стране воспитательную колонию для девушек. Это очень далеко, и потому надеяться на заботу и помощь со стороны матери ей не приходится. Потом будет зона для взрослых — и опять за пределами Омской области.
Выйти с зоны человеком — задача очень сложная. Сможет ли решить ее Олеся?
Потому не надо думать, что пять лет за жестокое убийство-это мало. Это очень много. По сути — вся жизнь.