— Любовь Иосифовна, ходят почти легенды о том, как театр Ермолаевой вырос из театрального поэтического кружка…
— Легенды могут ходить разные, но я всегда все, связанное с моей работой, называла ТЕАТРОМ. И начинали мы сразу с театра, с серьезных постановок. Представьте — 1966 год, время оттепели, надежды, романтики. Время Вознесенского, Евтушенко, время поэзии. Вот и мы в ногу со временем создали театр поэзии. Тогда только что отстроился ДК «Нефтяник», и мы поселились там.
— Поэзия и только поэзия?
— Да, это был театр поэзии в чистом виде. Первый спектакль назывался «Я люблю» и был составлен из стихов Евтушенко, других современных нам поэтов. Затем был мой дипломный спектакль «За далью — даль» по Твардовскому.
Ну, а потом мы открыли для себя Павла Васильева и поставили его «Соляной бунт». Конечно, не могли обойти стороной военную тему. Я же очень хорошо войну помню, она всегда была где-то со мной рядом, всегда волновала. Но коллектив был молодой, и со временем мы как-то устали от тяжелых философских тем. Однажды я в сердцах сказала своим ребятам: «Да вам бы только «Конька-горбунка» играть!» И тут же решили, почему бы и нет?
Потом, когда несколько поднадоела поэзия, поставили «Пять вечеров». Свою «Чайку» мы возили в Москву, где и коллеги и критики приняли ее очень хорошо. В ответ к нам в гости приезжали вахтанговцы. Мы играли для них в «Химике», потом сидели вместе до шести утра, а когда на рассвете вышли на улицу (было лето, конец июня, пора школьных балов) увидели счастливых, повзрослевших за ночь школьников. Конечно, все это вместе оставило незабываемые впечатления.
— «Студию» Ермолаевой часто называют авангардным театром. Вы с этим согласны?
— Я стараюсь найти НЕ БЫТОВОЕ решение, основу, то, что меня «зацепит». Хотя иногда какие-то вещи получаются сами собой. Вот, например, мы ставили «Горе от ума». Спектакль вызвал много скандальных откликов только потому, что актеры были босиком. На комиссии меня спрашивали: почему босиком? Я объясняла, что так актеры ближе к земле, лучше ее чувствуют. Не могла же я сказать, что у нас просто нет хорошей обуви. Но дело, конечно, не только в ней. В постановке было важно пластическое решение, обувь могла мешать. Зато у нас были куклы, ширмы. Сейчас, конечно, я понимаю, что спектакль был слишком напичкан идеями, каждой из которых в отдельности уже было бы достаточно. Но тогда мы кипели, бурлили, делали все так, как видели.
— Возвращаетесь ли вы сейчас к своим прежним постановкам?
— «Чайку» я все время восстанавливаю, постоянно к ней возвращаюсь. Сейчас она, конечно, совсем другая. И та Лариса Дубинина, которая играла Нину в свои 17 лет, теперь почти в сорок играет Аркадьину.
— Нынешняя «Студия» сохранила актерский состав театра поэзии?
— Некоторые «старшие», те, с кем вместе мы начинали, и сейчас у меня играют, но не в штате, а как приглашенные актеры. Связь мы стараемся не терять.
— Что изменилось с приобретением «Студией» статуса муниципального театра? Появилась стабильность, собственное здание?
— Не все сразу. Для начала нас «попросили» из ДК «Нефтяник». Конечно, мы там мешали: спектакли, репетиции, зрители, а у ДК свои мероприятия — народные ансамбли, хоры. Нас и так терпели долго. Какое-то время мы бродили в поисках помещения, потом нас «приютил» ДК «Звездный». А на пятилетие нам выделили вот это здание, ДК «Строитель».
— Уютно в теперешнем доме?
— Представляете, раньше здесь торговали мебелью. Был снят весь пол, на сцене стояли и освещались диваны, в холле кресла. Перед тем как, передать помещение нам, его, конечно, привели в порядок. И вот десятилетний юбилей мы встречаем здесь.
— Любите юбилеи?
— Очень. Когда мы отмечали пятилетие «Студии», подготовили вечер, назвали его «25 + 5» и пригласили всех друзей. Было замечательно.
— Как будете отмечать «25+10»?
— Пока секрет. Но вообще, конечно, праздничный вечер будет.
Для нас это было трудное десятилетие, совсем не похожее на то, что было раньше. Точно знаю, что не изменилась я сама, что я никогда не изменю своему мироощущению. Но все вокруг стало другим.
— А зритель?
— Зрители изменились очень. Раньше они шли как-то с опаской, осматриваясь. Да и понятно, мы долго слонялись, не имея нормального помещения. А сейчас мы видим, что зритель стал наш, родной, постоянный. Сформировался даже своего рода зрительский костяк. Как-то я даже услышала: «Вы такие наши, домашние». А вообще зритель, я думаю, устал от того, чем наполнена сейчас его жизнь. И хочет в сущности немногого — доброты, искренности, любви. Все это есть в каждом, только спрятано, забаррикадировано каким-то хламом. Наша задача достучаться/
— Любовь Иосифовна, а что еще есть в вашей жизни, помимо театра?
— Только театр.
— А семья?
У меня абсолютно театральная семья. Мой сын Юрий руководит театром пантомимы, поставил несколько спектаклей здесь. В свое время он закончил Автодор, а потом по стопам матери и отца пошел в Щукинское училище. Но не мог он быть строителем дорог! Дочь Ирина в детстве ни за что не хотела связать свою жизнь с театром. После школы пошла на завод, а через несколько месяцев уже работала в ДК «Нефтяник» массовиком. Потом было училище, потом институт в Ленинграде. Сейчас она работает в управлении культуры. А главное, что внук уже учится в Санкт-Петербурге на актерском. О какой же жизни помимо театра можно говорить?