Ему вторили, говоря о желанной свободе слова, представители средств массовой информации Омска, собравшиеся в Большом зале обладминистрации. Среди них было немало тех, кто не так давно яростно нападал на своего коллегу-журналиста только за то, что он посмел вынести на центральный телеканал неприглядный случай бесхозяйственности в одном из районных акционерных обществ.
— Михаил, твоя командировка в Чечню как-то связана с показанным по ОРТ сюжетом про зерно, гниющее в одном из АО Калачинского района?
— Пожалуй, это был лишь один, и отнюдь не определяющий, фактор. Это уже вторая моя командировка, пока что в Чечню еду с охотой. Давление, безусловно, имело место. Но, думаю, что те, кто инициировал его, не совсем представляют себе работу тележурналиста. Существует, причем не только у нас, куча административных управлений для работы со СМИ, в которых нередко журналистов не отделяют от пропагандистов, считая их такими же бойцами идеологического фронта.
— В Чечне тоже приходилось сталкиваться с подобным?
— Начальников там над журналистами много. Опекают нас и сотрудники ФСБ, и люди из аппарата Ястржембского. И когда из редакции приходит задание сделать сюжет о мирной жизни в Чечне, понимаешь, откуда ветер дует…
Конечно, люди там живут не только зачистками и ловлей Хаттаба с Басаевым. И приметами мирной жизни можно считать, скажем, то, что на улицах Грозного появились дворники. Но в привычном понимании мира в этой республике нет. Поэтому, чтобы снять эту мирную жизнь, журналистам порой требуется сопровождение чуть ли не из роты автоматчиков. Чтобы выполнить задание редакции, договариваешься со знакомыми военными, ищешь машину, чаще всего частника. И куда тебя привезут, что там произойдет, совершенно не знаешь. Те же «эфэс-бэшники» говорят: «Ребята, вы зря так делаете. Пронесет один раз, другой, а на третий зацепит».
В редакции, слава Богу, нормальные люди сидят, понимают, что нельзя снять то, чего нет, или если просто не удалось добраться до места события. Например, мне поручили снять посевную. Но министр сельского хозяйства Чечни только рукой махнул. Говорит, что вы, какая посевная, у нас недавно «заморозки» ударили, теперь пока саперная разведка не пройдет, ни один трактор на поле не выйдет. Хотя земля там благодатная: палку кинь — будет расти, копни глубже -бензин польется. Из-за чего, собственно, и война идет.
— А разве мы воюем не с входящим в моду в новом веке мировым терроризмом?
— Знаю, что против российских войск воюют в основном молодые чеченцы, у которых, наверное, нет другого способа заработать на жизнь или наркотики. Наркоманов, в том числе среди школьников, там хватает. За дозу многие из них готовы взять в руки автомат. Кроме того, у боевиков существует твердая такса. Например, 100 «баксов» платят за установку фугаса. Правда, делятся деньги, как правило, на троих-четверых человек, включая снайпера, который отвлекает внимание на себя, подрывника и оператора, фиксирующего все на видеокамеру. Есть, конечно, среди боевиков те, кто воюет за убеждения. Но и они уже грызутся с наемниками — чеченцами и арабами, воюющими исключительно ради материальной выгоды, — поскольку без финансирования, одними лишь идеями сыт не будешь.
— С «белыми медведями» во время командировки встречаться приходилось?
— К сожалению, нет. Съемочные группы ОРТ и РТР живут в Ханкале. А омичи, как известно, базируются под Сержень-Юртом. Однажды мы были неподалеку, в Шали, делали материал о рабе. Беднягу поймали чеченцы, когда он возвращался из армии домой. Он 12 лет пахал на чужого дядю, жил в сарае. Когда его освободили, он «даже был не в курсе, что СССР больше нет. Из Шали мы выбраться не смогли. Нам просто не дали выйти за территорию комендатуры, так как началась одна из спецопераций по поимке Хаттаба.
— Медаль «За укрепление боевого содружества» ты получил за нее?
— Нет. Хотя в этот раз снова ловили Хаттаба, который непонятно каким образом столь стремительно перемещается по Чечне. Мы со съемочными группами ОРТ и РТР летели в Дагестан, чтобы снять вывод войск. Командующий развернул нас обратно, и вместе с ним мы прибыли в селение Бачи-Юрт, где был взят один из людей Хаттаба, как говорят, его финансовый директор Абу Саях. Уже позже я узнал, что наш вертолет обстреляли, и нам очень повезло, что все остались целы.
— После этого не пропало желание работать в «горячих» точках? И если не секрет, когда снова в поход?
— В этот раз я пробыл в Чечне месяц, хотя обычно журналистов командируют на две недели. Можно сказать, привык, начал вникать в ситуацию. После столь затяжной командировки руководство позволило мне отдохнуть. Так что Новый год, скорее всего, встречать буду в Омске. В средине января меня обещают направить в Афганистан или Пакистан. Хотя все может еще сто раз перемениться…