НА ЛИЦЕ НАПИСАНО — ЖЕРТВА
«На работу хожу через территорию больницы скорой медицинской помощи № 2. Как-то в мае, утром, в стороне гаражей, сразу за территорией больницы, увидела лежащего на земле человека. Дни стояли жаркие, а он — в шубе, шапке. Прошла мимо. На следующее утро гляжу — опять лежит. Вечером он, увидев меня, стал кричать, чтобы я ему воды принесла. Взяла у него пластмассовую бутылку и в приемном покое больницы набрала воды. Так познакомилась с дядей Борей. Ему за 60. Рассказал, что приехал на машине «скорой помощи» — и здесь его положили. Ходить он не может — в конце февраля сбила машина. Перелом шейки бедра, голени. Тогда в больницу его положили, отлежал в гипсе, но на ноги не встал. Деться ему некуда. Родственники женщины, с которой прожил 30 лет, после ее смерти жилье забрали. Своим братьям и сестрам он не нужен.
Так я и стала после работы ходить за водой для него, приносить ему что-нибудь поесть. Через некоторое время застала на этом месте уже человек пять. Оказалось, всех привезли на «скорой». Помощи никому не оказывали, сгрузили — и всё. В тот же день двое из вновь прибывших ушли, один умер. Потом время от времени «скорая» еще кого-нибудь привозила. У молодой девушки-медички я спросила, что в больнице думают об этом «лазарете». Ответила: «Милиция вызывает «скорую», а мы не можем бомжей класть с нормальными людьми, тем более что это лечение через две недели после выхода их из больницы окажется напрасным трудом».
На работе у меня, на заводе им. Баранова, коллеги посочувствовали бомжам: кто чем стал помогать через меня. Мы с моим начальником даже костыль для дяди Бори вырезали из деревца. Но не могут же люди вечно жить под забором! Должен же для них где-то быть приют? По центральному телеканалу как раз шла передача о бомжах. Я надеялась услышать что-нибудь обнадеживающее. И ушам своим не поверила — Починок, главный социальный министр, докладывал, что в Москве в приемниках для бомжей «койки пустуют». Мол, никого туда не загонишь — бомжи возлюбили свободу.
Я попросила «своих» бомжей прокомментировать речь Починка. Прокомментировали: «Вранье!» 40-летний Володя одно время подвизался в омском приемнике в качестве дневального, драил полы. Там, говорит, на нарах спят по трое человек — и даже на полу ночью нет места. Милиция обещала помочь Володе с документами, чтобы можно было устроиться на работу. Но за несколько месяцев — никаких подвижек.
Ушел. Перебивался временной работой. Этой зимой подморозил ноги. В итоге — «скорая», больница, отрезали пальцы и отправили сюда…
Когда в «лазарете под забором» умер четвертый человек, милиция возмутилась: «Труп за трупом у вас, давайте расходитесь!» Несколько дней приходил милиционер и настоятельно рекомендовал убираться отсюда. В больнице тоже приняли меры — повесили на калитке замок и запретили посторонним брать воду. Даже в наше время я не ожидала от врачей такого «милосердия»…
Сегодня под забором остались неходячий дядя Боря, инвалид на костылях Николай и Сергей. Сергей, средних лет, — слесарь-монтажник. После развода с женой — без жилья. Сейчас пристроился в больнице в качестве слесаря. Человек активный, говорит, что умеет всё, берется за любую работу. Выпивает, но кормится сам, на заработанные деньги.
Николаю 43 года, уроженец Череповца. В Омск его «затащила жена». После развода остался без квартиры, родных в Омске нет. Непьющий. В конце июля делал попытку добраться электричкой до Череповца — там у него двоюродный брат. Моя коллега по работе Валентина помогла собрать его в дорогу. Взяла у зятя костюм, рубашку, белье — чтобы Николай прилично выглядел. За гигиеной сам следит — моется с мылом, бреется. Я снабдила его сухарями, салом… Через день я увидела Николая опять здесь. Рыдая, он рассказал, что на вокзале его «избила какая-то молодежь». Вывернули все карманы, что-то забрали, что-то выбросили — в том числе фото покойной матери. Сейчас Николай опять просит найти ему одежду: надо, мол, уезжать домой, пока тепло. Но результат заранее известен — у него на лице написано, что он жертва.
Больничный дворник говорит мне: «Ты, наверное, богатая, раз носишь еду. Давай я тоже здесь лягу». Я инженер, живу на 2 тысячи рублей, в общежитии. Я даже не отношусь к тем, кто ищет, кому бы помочь. Просто жалко этих людей. И, кроме жалости, меня заставляет заниматься этим страх божий. Вот предстану я перед Господом, и скажет Он мне:
«Ты ведь всё видела, всё знала! А почему не помогала? А я ведь был среди них».
В очередное воскресенье шла через парк к своим подопечным с кашей, на центральной аллее народ праздновал День города. Я шла и думала: «На массовые развлечения у нас дают сумасшедшие деньги. И спонсоры, и власть. А в беде отдельный человек никому не нужен».
Эту горькую быль поведала нашей редакции омичка Таисия Яковлевна Анисимова.
БОМЖИ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ПРАВИЛЬНЫМИ…
Мы встретились с Таисией Яковлевной возле проходной завода имени Баранова. В руках у нее был пакет, оттягивающий руки. Я предложила помощь Оказалось — тяжело, там была пятилитровая канистра с питьевой водой. И тащить неблизко, и бросить неловко — люди-то ждут. И ходить к ним тягостно, и не оставишь.
Сказать «жалко» при виде ее подопечных бомжей — это слишком слабо. Зрелище труднопереносимое. Дядя Боря-черный, истощенный, лежит в траве, кругом мусор, под головой — смятая пластиковая бутылка. На ноги не поднимается, только переползает с места на место. У Николая совершенно отрешенный взгляд. Лицо — в ссадинах и царапинах. Он иногда встает на костыли, делает несколько шагов и падает. А Сергей, правда, веселый. Говорит, что ушел бы давно отсюда, но жалко «ребят» — дед лежачий. «Он же умрет один! Он же жизни не нюхал!» — восклицает Сергей. И Николай послушно кивает: «Умру, умру». Хотя не уверена, что он выживет даже с помощью Сергея — уж очень у него потусторонний вид, а над больной ногой вьются мухи.
Сергей соорудил приятелям нечто вроде шалашика. Натянул веревку — на ней сушится одежда. Нестираная, конечно, — воды-то нет. Сергей покупает «ребятам» хлеб, чай, носит воду. «Ну и бутылочку себе, конечно». Таисия Яковлевна тоже покупает хлеб, варит кашу, носит воду. Местный народ к обитателям больничных задворок относится хорошо. Они тихие, никому не мешают. Хозяева гаражей подкидывают одежонку, кое-какую пищу, посуду. Вот кошку принес мужчина, чтобы Николаю было веселее. Правда, ближе, чем Таисия Яковлевна, к ним никто не подходит. А бомжи, когда им приносят вещи, первым делом откладывают, что получше, для Таисии. Она потом с трудом отбивается от подарка.
Что делать дальше с бомжами, Анисимова не знает. Именно поэтому и обратилась в редакцию. Увы, этого не знаю и я.
Все, что может милиция, — это сдать «асоциальных элементов» в спецприемник для установления личности и оформления документов. Но — при определенных условиях. Во-первых, они должны добровольно написать заявление, по собственному желанию, которое подпишет прокурор. Во-вторых, они должны быть здоровы. Но при слове «милиция» бомжи почему-то трясутся.
Приют на улице Семиреченской недавно широко разрекламированный, тоже не оказался выходом из положения. Заместитель начальника Управления соцзащиты Николай Иванович Ковалев сказал мне: пусть приходят, без проблем. Потом выяснилось, что больных не берут. Более того, кроме паспорта и справки о прохождении флюорографии, требуется еще целый ряд документов. Каких — по телефону не скажут ни бомжу ни журналисту. Кроме того, как сообщил заместитель начальника центра на Семиреченской Владимир Викторович Дмитриев, «у нас не камера хранения, а ночлежка». То есть чемоданы, пакеты и прочее нужно оставлять за дверьми. Наверное, богатство в них небольшое, но ведь свое. Центр существует всего месяц, идут туда немногие. «Порядки им наши не нравятся», — объяснил Дмитриев. Пьяных, агрессивных тоже конечно, не берут. То есть принимают чистых аккуратных, вежливых, здоровых и с документами — прямо как в пионерский лагерь. Может быть и бывают такие бомжи, но я лично не встречала. К тому же 30 ночей, которые разрешено провести в ночлежке, вряд ли решат зимнюю проблему.
Заместитель начальника городской станции «Скорой помощи» Александр Петрович Савостиков объяснил, что «скорые» доставляют в стационары любых больных — бомжей или банкиров, если у них есть показания к неотложной помощи. У бомжей они есть всегда — от истощения до белой горячки. Но ведь держать в стационаре их не могут бесконечно. Вообще-то, должны быть в больницах социальные палаты для нищих и безродных. Однако у нас и на неотложную помощь денег не хватает, не то что на благотворительную.
В общем, формально сердобольных организаций у нас много. Но от «плохих, неправильных» бомжей все решительно защищаются и предохраняются. А Таисия Яковлевна Анисимова говорит, что не считает себя милосердным человеком. И носит воду «своим» бомжам каждый день…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Эта статья уже публиковалась в прошлом номере нашей газеты. Вот только прочитать ее было невозможно — по вине типографии страница вышла с браком. Приносим читателям извинения и печатаем материал еще раз.
Кроме того, в судьбе подопечных Таисии Яковлевны за минувшую неделю произошли кое-какие изменения. «Веселого» Сергея кто-то пригласил подработать то ли к себе на дачу, то ли к родным в деревню. Некоторое время он там перебьется. А может, повезет — встретит одинокую добрую женщину. Мужчина он малопьющий и работящий. «Отрешенного» Николая Таисия Яковлевна с коллегами опять собрали в дорогу — он всё мечтает перебраться в родной Череповец. Может, брат двоюродный ему поможет.
— Остался один дядя Боря, — сказала Таисия Яковлевна. — Но ненадолго, наверное. Уже не принимает пищу, отказывается отводы.
Я позвонила в «Скорую помощь». Пусть хоть умрет дядя Боря по-человечески. Даже грешники имеют право хотя бы на это. Правда, бомжи на «Скорую» жаловались: мол, вызывать бесполезно — или не приедет, или везти откажется.
На Октябрьской подстанции меня заверили, что быть такого не может — подбирают всех. Нужно только набрать «ОЗ». Этого-то я и не учла. «Скорая» действительно выезжает на все вызовы. Но ведь вызов можно и не принять. Сообщение об умирающем бомже не вселило энтузиазма в сердца операторов. Вероятно, мне бы отказали сразу, но я случайно обмолвилась, что написала об этом статью. Мне предлагали обратиться в больницу скорой медицинской помощи № 2, рядом с которой умирал дядя Боря. Потом стали требовать точный адрес с планом подъезда.
— Такие вызовы мы вообще не принимаем. Мы принимаем только тогда, когда человек стоит рядом с больным. А вдруг пациент встал и ушел, а вдруг вы просто шутите?
Я позвонила в БСМП № 2. Спокойствие медиков изумляло. Я кричала, что умирает человек, а мне давали советы, куда обратиться. Наконец добралась до нужного отделения — приемного.
— Умирает бомж. Ну и что вы хотите? Рядом с больницей? А кто пойдет? Мы — нет. А зачем вам заведующий? Он тоже не пойдет.
Пришлось подключать городское управление здравоохранения. После вмешательства главного специалиста Ирины Хоревой вызов был принят. Причем оказалось, что никакого плана не требовалось — водители Октябрьской подстанции знают все подъезды назубок. Дядю Борю отвезли в медсанчасть Na11.У него обнаружилось множество болезней — и дистрофия, и старый, незарастающий перелом шейки бедра, и усталое сердце. За ним, конечно, ухаживают — в пределах, предусмотренных бесплатным медицинским обслуживанием, но вряд ли он долго протянет. Наверное, это к лучшему — может быть, на том свете люди нужны больше?