Жизнь у Марии как-то не задалась. Родила дочку от любимого, казалось бы, мужчины, да только любовь та вскорости прошла. Не до любви почему-то деревенским мужикам — им подзаработать бы малость да на завалинке с самогонкой посидеть. А на жен и детей им почему-то наплевать. И представила тогда Мария будущее своей деточки: та же деревня, тот же муж-пьяница, та же безысходность…
— Не могу так больше жить! — однажды, не выдержав, сказала она матери. — Ни денег, ни работы… Поеду-ка я в город, учиться поступлю — может, и выплыву.
Родители Марии возражать не стали. Действительно, пусть едет, авось и впрямь что путнее выйдет. А внучку пока повоспитывают — чай, тоже кровиночка, и кусок хлеба с маслом для нее всегда в доме найдется.
Мария слов на ветер не бросала. Приехала в Омск, поступила в медицинский колледж. Только вот с жильем туго оказалось. Взрослая уже, чтобы в общагу идти, а квартиру снимать — так откуда у деревенских такие деньги? И тут опять родители на помощь пришли. Вспомнили, что где-то на Линиях в частном доме живет их родственник — мужик за шестьдесят лет, инвалид по полиомиелиту, одинокий. Пьющий, правда, так ведь Марии не замуж за него выходить, а лишь бы угол в доме выделил.
В общем, сговорились. Семен Иванович родственницу, хоть и седьмая вода на киселе, принял как родную. Стол накрыл, бутылку выставил. Мария для плезиру рюмочку пригубила да и за уборку взялась. Любила она порядок, а вот с выпивкой не дружила.
Вычистила она авгиевы конюшни, в которые превратился дом за одинокую жизнь Семена Ивановича, уют навела, долги за газ, за свет заплатила… И взялась за учебу со всем своим рвением. На то, что домовладелец ее пил чуть ли не каждый день, да на то, что к нему пьянчужки со всей округи захаживали, старалась внимания не обращать. Выгребет грязь за ними, закроется в своей комнатке — и опять за конспекты. Понимала, наверное, что дядька, у которого отродясь ни жены, ни детей не было, по-другому жить и не умеет. Понимала, но недоумевала: хоть и инвалид, а ведь всю жизнь на мебельной фабрике проработал, хвалили его, да и мужик ничего из себя… а вот на личном фронте у него почему-то не сложилось.
Одним словом, прожили дядя с племянницей таким образом все три года обучения Марии. Но только она на достигнутом останавливаться не собиралась. Окончив колледж, поступила в медицинскую академию. А чтобы совсем уж не сидеть на шее у родителей, еще и в психдиспансер работать устроилась. Жить стало проще. Денег стало хватать на одежду для дочери, для себя. Все подумывала о том, чтобы все-таки квартиру снять, но не решалась — лучше уж лишнюю копейку на ребенка потратить. А дядьку и потерпеть можно.
Швее бы ничего, но с годами Семен Иванович, напившись, буянить начинал: мол, живешь тут, прихлебательница, на дом мой глаз положила. А какой там дом? Мария на него вовсе и не претендовала. Хоть и не было у дядьки прямых наследников, зато родных сестер и братьев, которым, в случае чего, недвижимость сия досталась бы, не счесть…
Но, поднаторев в своей профессии, на всякий случай держала Мария в доме успокоительные лекарства. Как только дядька забуянит — она ему правдами и неправдами то укольчик, а то и таблеточку. Глядишь, и угомонится. А наутро уже ничего не помнит, а если и помнит — извиняется.
В прошлом году, осенью, заглянула к Марии соседка.
— Маш, да хватит тебе зубрить! У нас с мужем сегодня десятилетие свадьбы, пойдем посидим часок-другой.
Мария и согласилась. Перед тем как уйти, попросила Семена Ивановича печь растопить, чтобы дом не выстудить. На дворе мороз, а дрова да уголь недешево стоят. Тот вроде как пообещал.
Вернулась Мария — дома холодина, ветер в трубе свищет, а пьяный Семен только пепел от папирос по полу разбрасывает. И не сдержалась тут женщина — ругаться начала. А дядька тоже за словом в карман не полез, более того — за топор схватился. Сначала обухом племянницу ударил, а потом и острием. Но Мария ухитрилась не только в сознании остаться, но и укрыться от буяна в своей комнате. Звонит той соседке с криками «Убивают!», а соседка только посмеивается: «Как это «убивают» — только что со мной за столом сидела». И не сразу до нее дошло, что не шутит Мария… Вызвали «скорую», милицию…
Судить Семена Ивановича начали только в апреле нынешнего года. Потому как потерпевшая все это время не могла показания давать — больше полугода пролежала Мария в больнице с диагнозом «открытая черепно-мозговая травма».
До суда Семен Иванович был отпущен под подписку о невыезде. А на суде чувствовал себя весьма неплохо, потому как все соседи в голос заявляли: «Хороший он мужик, а Машка хотела его домом завладеть!» Особенно яро защищала подсудимого одна свидетельница… правда, при этом еле на ногах держалась.
— Чего ж вы в таком состоянии в суд являетесь? — спросила свидетельницу судья.
— Так Вербное воскресенье вчерась было, — не смущаясь, ответила та.
Удивительно, но даже соцработница, которая была к Семену Ивановичу приписана, защищала его, утверждая, что Мария хотела его… отравить. Да, после такого заявления у Марии в комнате действительно нашли ампулы с препаратами, но с теми самыми, с успокоительными, а вовсе не с ядом…
Государственный обвинитель Светлана Мигель запросила для подсудимого пять лет лишения свободы. И только услышав это, Семен Иванович как-то сник. А когда пришло время оглашения приговора, и вовсе в суд не явился. Начали выяснять, где он, и оказалось, что… сам себя наказал Семен Иванович — повесился.
А Мария так до конца и не вылечилась — начались осложнения. Вряд ли ей теперь удастся учебу закончить…