Огненным шаром нефтепродукт был выброшен на людей: пожарных, медиков, просто любопытствующих. По авторитетному мнению, пожара такой силы город не видел лет десять.
Рванули бы остальные цистерны — северо-западная часть Омска была бы стерта с карты города. Как это было и что стало с пострадавшими спустя год?
Заведующему Ожеговым центром Виктору Федорову за организацию медпомощи и личную самоотверженность при работе с пострадавшими на пожаре было присвоено звание «Заслуженный врач Российской Федерации»:
— Опыт оказания помощи при массовом поступлении в отделение есть: достаточно вспомнить падение самолета в 80-х годах, пожар в автобусе, ехавшем в Красноярку… Но то, что мы увидели 5 июля прошлого года!.. Каждая «скорая» везла двоих-троих тяжело раненных, легко пострадавших садили в машину по пять-шесть человек. Они кричали от боли и нервного напряжения. Тяжелые молчали — и это настораживало, значит, силы их были на исходе. Пожарный подполковник Мунаев, получивший сто процентов ожогов тела и тяжелые поражения дыхательных путей, — не произнес ни слова жалоб. Только спросил: «Всех ребят увезли?»
На помощь центру пришла вся больница. Спустились хирурги-травматологи, оперблок в полном составе, сестры реанимации, нейрореанимации, реабилитации. Прибыли главный хирург и главный реаниматолог города.
Тех, кто имел площадь ожога от 90 и выше процентов (здесь исход, к сожалению мог быть только один), мы отправляли в реанимацию. В этих отделениях по всем канонам ведется облегчение участи. Тем не менее лечение им предоставлялось в полном объеме. Имевших перспективы выжить оставляли у себя, несмотря на то, что накануне, 3 июля, мы госпитализировали шесть тяжелобольных после взрыва газовоза в Советском округе, и отделение было загружено полностью.
Помощь пришла и со стороны. Руководство завода СК и фирма «Титан» решили вопрос о поставке центру пяти необходимых для лечения установок, которые через двое суток были доставлены нам из Екатеринбурга и смонтированы. Мы обслужили всех больных, 67 человек, в полном объеме в течение двух часов! А первая смерть -подполковника Мунаева — наступила на следующие сутки.
Трое суток находились в Омске ведущий специалист из института Вишневского и директор Нижегородского института травматологии и ортопедии. Нашим врачам они дали высокую оценку. Во время обследования специалистами несколько человек были признаны неоперабельными. Иными словами, им «вынесли» приговор. Среди них был и пожарный Азис Алиев, который сегодня прекрасно себя чувствует, мы его вытянули. К сожалению, не смогли спасти фельдшера Юлию Шнайдер. Ожог у нее был очень глубокий. Всего у нас умерли от несовместимых с жизнью травм пять человек.
На следующие сутки был решен вопрос о выделении средств на медикаменты от департамента
здравоохранения и ГУЗО. Работали оперативно: утром — заявка, в середине дня -медикаменты. Из районов области мы взяли наборы аппаратуры для пересадки кожи. После визита в центр губернатора нам поставили пять дыхательных аппаратов.
Работали наши люди с полной отдачей, за два месяца всех больных поставили на ноги. Буквально через полмесяца начали проводить реабилитацию по собственной методике, которая позволяет избежать расширения рубцов, улучшает косметику, повышает функциональные возможности. В результате все вернулись к активной жизни. Азис Алиев получил звание подполковника, готовится к проведению косметической операции. Понять можно: мужчина он молодой. Другой пожарный, Калинин, находится сейчас в институте Вишневского на реконструктивно-косметической операции. С доктором «скорой» виделся в апреле. Чувствует он себя хорошо, много гуляет, рубцы его не беспокоят. Говорит, что начинает забывать тот кошмар. С остальными пострадавшими проведен курс реабилитации, и они к нам больше не обращались.
Самоотдача людей в белых халатах была отмечена — две операционные сестры награждены медалями, доктора -благодарностями и грамотами от Минздрава России. Мы считаем, что хорошо сделали свою работу.
Рассказывает начальник отдельного поста пожарной части N 16 Азис Алиек
— По прибытии на объект по тревоге я пошел доложить начальнику части подполковнику Мунаеву. Он поставил передо мной задачу: решить вопрос с пожарными гидрантами и подачей воды. Только сделал я несколько шагов от командира, слышу — хлопок. Шестое чувство подсказало — дело серьезное, ноги понесли меня быстрее. И тут начало жечь спину. Хорошо, на голове была французская каска, а не советская, которая сгорела на голове Мунаева. Потом мне уже рассказали, что масса горящего бензина поднялась в небо словно «гриб», а через двенадцать-четырнадцать секунд полилась вниз. Хорошо, что я успел из самой рискованной зоны выбежать. Но и мне тоже досталось. От болевого шока упал, меня ребята бросились поднимать, тушить тлеющие на мне ошметки одежды. На секунды потерял сознание. А когда пришел в себя — побежал к «скорой помощи» уже в одних плавках.
Подбежал к первой машине, они говорят: «Мы сами сгорели». У другой меня встретила врач: «Милый, потерпи, сейчас мы тебе поможем». Сделали укол, я снова потерял сознание.
Очнулся уже в отделении гравитации ожогового центра. Сосед, его тоже с того пожара доставили, говорит: «У тебя пятьдесят процентов ожога тела, а командир твой, Мунаев, совсем тяжелый — сто процентов». Я снова на трое суток потерял сознание, пережил три минуты клинической смерти. Когда очнулся — увидел склонившихся надо мной братьев. «Детей и жену увезите домой», — прошептал я им. Тогда мне казалось, что надежды нет. Да и врачи сказали родным, что эту неделю организм будет бороться со смертью. При мне умерла фельдшер Юля Шнайдер. Сначала возле ее кровати собрались врачи, потом отгородили ее от нас шторками… Я никогда не смогу понять и принять гибель этой девушки…
Потом еще два месяца пролежал в реанимации. А врачам в ноги кланяюсь: все-таки вытащили они меня с того света. Долечивался дома. Месяц не вставал, меня под руки с кровати на пять минут поднимали, надо было разгибать спину, она же вся в ожоговых рубцах. Ходить заново учился на костылях. А 15 февраля вышел на службу. Жена, конечно, была против. Но я знаю — страх надо преодолеть. Если загонишь его внутрь себя — будет очень тяжело жить. 28 апреля мне присвоили очередное звание подполковника. Знаю, что представлен к ордену, но награждение что-то задерживается.
Все бойцы 16-й пожарной части, которые участвовали в ликвидации пожара, живы-здоровы, остались служить. А двое наших коллег из других отрядов ушли на инвалидность. Одному пожарному ампутировали восемь пальцев на руках, у другого очень сильно обгорело лицо, он сейчас в московском институте Вишневского на пластической операции. УГПС и облздравотдел помогли ему. И я получил добро на «пластику». На днях еду домой, в Баку, через Москву. Заеду в институт на консультацию. Начальник первого отряда пожарной охраны Ковалев пообещал, что они найдут мне спонсора. Пока ношу перчатки. Лечебного эффекта от них уже нет, но хотя бы народ не шокирую. Правда, приходилось слышать и откровенную глупость: «Что, блатные перчатки, да?» Но ведь каждому не объяснишь… Еще у меня есть два комплекта специальных костюмов — тоже отряд оплатил, но уже обхожусь без них. Болевых ощущений сейчас практически не испытываю, два раза в неделю хожу в бассейн, по грибы недавно ездил. Вот только загорать нельзя.
После той трагедии коренным образом изменилось отношение руководства предприятия к требованиям пожарной охраны, оперативно теперь реагируют на наши замечания и предложения. Лучше стало снабжение завода противопожарными средствами, приобрели огнетушители, пожарные рукава. А в части, к сожалению, все по-старому. Разве что каску новую мне дали вместо сгоревшей…