Россия как правопреемница СССР признала ответственность государства за репрессии и гарантировала их жертвам материальную компенсацию. Процесс реабилитации идет уже десятилетие. В Омском регионе этой работой занимается комитет по делам комиссии по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий. (Название стоит понимать так: комиссия -это коллегиальный орган, который принимает решения о реабилитации, а комитет по делам комиссии — это аппарат из пяти человек, который готовит необходимые документы.)
Может, кому-то покажется, что тема реабилитации, «покаяния» была избита еще в годы «перестройки». Спешу уверить — что это не так. В этой теме много весьма любопытных нюансов, которые будут интересны даже тем, кого репрессии и последовавшая реабилитация никак не коснулись.
Собственно говоря, процедура реабилитации незаконно осужденного выглядит так. Родственник репрессированного подает в информационный центр УВД (в данном случае — Омской области) заявление, в котором просит реабилитировать такого-то гражданина. В информационном центре, в свою очередь, делают запросы в соответствующие архивы (как правило, это государственный архив Омской области, хотя во многих случаях приходится запрашивать архив УФСБ, а также архивы других субъектов федерации и даже центральные). При наличии формальных оснований областная комиссия по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий выдает справку о реабилитации такого-то человека. Основания эти хорошо известны — осуждение по «политической» статье, осуждение внесудебным органом наподобие «тройки», осуждение в ходе массовых репрессивных кампаний наподобие «борьбы с кулачеством», выселения «репрессированных народов».
Далее начинается самое интересное. В течение трех лет после получения справки о реабилитации, если репрессированный или его родственники (причем отнюдь не все, а только наследники первой очереди, которыми являются супруги и дети) имеют право обратиться за денежной компенсацией за «конфискованное, изъятое или вышедшее иным путем имущество» (такова формулировка закона). «Вышедшее иным путем» — это имущество, в отношении которого никаких документов не имеется, оно, к примеру, могло быть передано явочным порядком колхозу или после раскулачивании осталось бесхозными и было растащено. Не случайно закон столь подробно подразделяет имущество на эти категории. При доказательстве права на получение компенсации эти тонкости имеют большое значение.
Хорошо, если в архивном деле сохранились документы о конфискации или изъятии -тогда информационный центр УВД на их основании готовит документы, дающие право на получение компенсации. Еще лучше, если в свое время сотрудники НКВД, осуществлявшие конфискацию, составляли документы грамотно. Прямо скажем, не все обладатели «чистых рук и горячего сердца» были элементарно грамотны, и если уж они неправильно указали фамилию репрессированного, то через десятилетия приходится в суде доказывать «идентичность его личности». Особенно не повезло в этом плане репрессированным немцам — их фамилии коверкались в документах, как только возможно.
Если же документальных оснований для получения компенсации не хватает, то приходится решать этот вопрос в суде, представляя дополнительные доказательства. Подобная судебная тяжба — дело крайне неблагодарное. Представим себе: большинство заявителей — люди пожилые, с плохим здоровьем и, как правило, малограмотные, причем не только в юридическом плане. Благо юристы областного комитета по делам комиссии по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий безвозмездно оказывают помощь заявителям при подготовке и ведении судебных процессов. Когда необходимые документы собрать невозможно, приходится искать живых свидетелей, которые, сами понимаете, еще более пожилые и больные, чем сами заявители.
Иван Федорович (фамилию просил не называть), встреченный мною в вышеназванном комитете по делам комиссии, узнал о том, что есть такой закон, дающий право на компенсацию совершенно случайно, от соседа по подъезду. Сам он был в начале тридцатых выселен вместе с «кулацкой» семьей из Липецкой области в Томскую. Отец был арестован и пропал в лагерях. Сам же он успел даже полтора года поучаствовать в Великой Отечественной войне, а затем до 1947 года продолжал находиться в армии. Вроде бы «загладил» несуществующую вину перед советской властью, но до 1956 года продолжал числиться в «лишенцах» -лицах, лишенных избирательных прав. (Практического смысла в осуществлении избирательного права в советские времена, сами понимаете, было немного, но сам статус «лишенца» портил «анкету» и фактически закрывал дорогу к образованию и карьере.) Иван Федорович получил в комитете консультацию, подал документы на реабилитацию членов своей семьи. Согласно закону, ждать рассмотрения этого дела — не более трех месяцев.
«РАСОВЫЕ ЗАКОНЫ» ДЛЯ РЕПРЕССИРОВАННЫХ
Серьезная проблема, с которой сталкиваются претенденты на получение компенсации, — это различия в законодательстве бывших союзных республик. Действует единое правило: на территории какой республики человек был репрессирован — именно там он и. должен требовать реабилитации и выплаты компенсации. Возьмем, к примеру, Украину. Хоть это государство мало похоже на Германию тридцатых годов с действовавшими в ней расовыми законами, однако в украинском законе о реабилитации жертв политических репрессий прямо указано, что право на получение денежной компенсации имеют лишь украинцы по паспорту. Когда за этим обращаются русские или, к примеру, немцы, то получают из Украины стандартный ответ -«к настоящему времени изменений в закон Украины о реабилитации жертв политических репрессий не внесено. Ждите.» Репрессированных из Крыма украинский закон не касается. Поскольку этот полуостров до 1954 года входил в состав РСФСР, то и компенсацию репрессированным там выплачивают в России.
В Прибалтике свои особенности. Омич Николай Николаевич Штельбаумс был репрессирован с семьей в конце сороковых годов в Латвии. Это не помешало ему сделать спортивную карьеру, стать в конце пятидесятых годов чемпионом мира по конькобежному спорту. И лишь недавно он получил денежную компенсацию от латвийского правительства. А другой мой собеседник, не назвавший своего имени, согласно закону о реституции (возвращению национализированного имущества), получил в Эстонии участок земли. Но по эстонскому закону только граждане этой страны имеют право распоряжаться и совершать сделки с землей. Конечно, можно подать заявление на получение эстонского гражданства (на что он имеет право), продать землю и уехать в Германию, где проживают теперь его дети, да под силу ли это деду на восьмом десятке лет?
РЕАБИЛИТАЦИЯ ПО ТВЕРДОЙ ТАКСЕ
Наверное всем, не только наследникам репрессированных, будет интересно, из чего складывается компенсация и сколько в рублевом исчислении она составляет. Оценку имущества делает торгово-промышленная палата Омской области. Вот типичный пример. Идет оценка конфискованного имущества крестьянского хозяйства: изба рубленная — 39 тысяч рублей, сельхозинвентарь (плуги, веялка, жатка) — 7 тысяч рублей, также стоимость скота и охотничьих ружей — общую стоимость имущества хозяйства оценили в 65 тысяч рублей.
Но по большому счету, оценка — не более чем формальность. Крупное кулацкое хозяйство можно оценить и в миллион рублей, но, согласно закону, предельный размер денежной компенсации не может превышать десяти тысяч рублей. Причем эта сумма должна быть разделена между всеми имеющимися наследниками первой очереди в равных долях.
Правда, тот же закон позволяет потребовать возврата конфискованного имущества в натуре (не в смысле известного «блатного» выражения, а в смысле отобранного когда-то дома, инвентаря). О возврате домашнего скота и инвентаря, по очевидным причинам, речи не идет, но как ни удивительно, на территории Омской области не было ни одного случая возврата жилых домов их бывшим, репрессированным владельцам. На то есть причины: во-первых, мало даже добротных крестьянских домов вообще уцелело. Часто их после выселения хозяев раскатывали по бревнышку и употребляли для постройки общественных зданий — сельсоветов, клубов, школ. Во-вторых, согласно тому же закону, если жилые дома и возвращаются, то лишь для постоянного проживания. Въезжая в возвращенный дом, его владетель должен сдать государству свое прежнее жилье. Вряд ли кто захочет променять благоустроенную квартиру на простую избу. А если и захочет, то ему выгоднее продать квартиру. А на часть денег купить дом в деревне.
Кроме того, не нужно забывать, что у нас в России, в отличие от той же Эстонии, нет закона о реституции. Потому не подлежат возвращению их прежним владельцам дома, особняки, национализированные в соответствие с декретами советской власти. Земля, кстати, тоже возвращению не подлежит, так что будущие приватизаторы земли (если соответствующая норма будет включена в Земельный кодекс) могут не опасаться претензий со стороны бывших владельцев.
Впрочем, насчет особняков и земли их бывшие владельцы с претензиями и не обращаются. Был всего лишь один такой случай, причем весьма курьезный, когда некто из Санкт-Петербурга претендовал на часть здания Омского драмтеатра. Но это он сделал совершенно зря, потому как купцы, дававшие деньги в начале века на постройку театра, не были его совладельцами, а жертвовали, как бы сейчас выразились, в пользу городского самоуправления.
ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ТРАГЕДИЯ. И КОМЕДИЯ
И о чем нельзя не сказать, так о моральном аспекте всей эпопеи с реабилитацией. Общеизвестно, что когда идет дележка наследства, то при этом наиболее ярко проявляются все человеческие качества как лучшие, так и не очень. Николай Степанович Одиноков, работающий в должности консультанта комитета по делам комиссии по реабилитации пострадавших при политических репрессиях с 1992 года, за это время принял не одну тысячу посетителей и сделал для себя немало любопытных наблюдений.
В самом начале девяностых годов, когда еще не было принято положение о порядке выплаты денежной компенсации (а это было сделано в 1994 году), большинство заявителей, ходатайствовавших о реабилитации, руководствовались мотивом: «хочу восстановить доброе имя». Но со временем у заявителей стали преобладать меркантильные соображения. Причем можно наблюдать такую картину — приходят наследники, которые даже не знают отчества и года рождения своего отца. Да и не хотят знать — хотя каждый имеет право ознакомиться в архиве с делом своего реабилитированного родственника, многих это не интересует. Сплошь и рядом такой ответ на предложение реабилитировать родителей — «а какой смысл, ведь они давно умерли». Впрочем, это может не столько невнимание к доброму имени своих родных, сколько соображение иного порядка — а зачем реабилитироваться перед этой Советской властью, которая тоже, вроде как «давно умерла». Кстати, как ни парадоксально, многие репрессированные, пострадавшие при коммунистическом режиме, уважительно отзываются о советской власти.
Одна женщина в 16 лет не по своей воле участвовала в сходке украинских националистов — «бандеровцев». За что была осуждена, отсидела в лагере в Тайшете. Даже сейчас она с гордостью рассказывает, как получила тогда вымпел за перевыполнение плана по лесозаготовкам. «Хоть мне и досталось от советской власти, но она меня человеком сделала, без нее я бы и образования не получила», — говорит она.
Хотя у несколько более позднего поколения репрессированных о советской власти, как правило, совсем иное мнение.
До сих пор в области было всего два случая, когда родственники не поделили компенсацию. В обоих случаях они объявили всех остальных родственников умершими и присвоили всю сумму себе. Но когда дело вскрылось, они, опасаясь, что «опозорят на всю деревню», поделились деньгами.
А вот один человек пришел требовать не денег, а возвращения медали. Он воевал, попал в плен, дважды бежал из него, участвовал в движении Сопротивления. А после войны как бывший военнопленный был репрессирован. Еще до плена он был награжден медалью «За отвагу», но вручить ему ее не успели. В