Гали Абайдулов: «Я никуда не спешу»

Гали Абайдулов: «Я никуда не спешу»

Старая, знакомая нескольким поколениям, пьеса «Ханума» — на сцене Омской драмы.

Наша справка

Гали Абайдулов, российский актер, режиссер, балетмейстер. Родился 15 февраля 1953 года в Ленинграде, окончил Ленинградское хореографическое училище, ГИТИС. Работал в Оперной студии Ленинградской консерватории, в Ленинградском Малом театре оперы и балета (ныне Михайловский театр). В фильмографии 43 кино- и телеработы.

Чтобы пригласить Гали Абайдулова на постановку, театры России выстраиваются в очередь: жизнь известного хореографа, режиссера, актера расписана на годы вперед. Нашему городу повезло: Гали приехал в Омск вне расписания, чтобы вместе с главным режиссером академического театра драмы Георгием Цхвиравой поставить спектакль «Ханума», премьера которого состоялась в конце ноября.
Перед тем как приехать в Омск, Гали работал со съемочной группой российско-французского фильма «Распутин» с Жераром Депардье в главной роли. «Клюква чистой воды, — комментирует увиденное артист. – Ну как в кабаке начала 20-го века может звучать мелодия, написанная в 1940 году?!»

— В Омске я чувствую себя замечательно, потому что есть отдача, заинтересованность артистов. Знаете, когда ощущается встречное желание, то о себе уже не думаешь, готов отдать все, что есть! Нужно, чтобы артисты поняли тончайшую грань между драмой и музыкальным спектаклем. Все должно быть так, как привыкли играть драматические артисты. Актеры очень тонки по своей природе. Они должны пристроиться к жанру, найти степень свободы и почувствовать, что все на своих местах. И мы старались сделать спектакль так, чтобы актеру хотелось запеть! Конечно, есть определенного рода сложности. Я понял, что в Омске драматические артисты вообще не играли музыкальные спектакли! А это ведь совсем другое, чем спектакли драматические. Музыкальный спектакль – это один из самых сложных жанров!

— Вы ведь вначале хотели ставить в нашем театре мюзикл «Гадюка». Что-то не получилось?

— Да, главный режиссер театра Георгий Цхвирава приглашал меня еще год назад в ваш театр. Он очень хотел попробовать поставить здесь «Гадюку» — спектакль, с которым я получил «Золотую маску» за режиссуру. Я был согласен: почему бы и нет? Его назвали мюзикл, а вообще-то, это почти опера! Там вообще нет прозы, одна музыка. Но для того чтобы поставить этот спектакль в драме, нужны два серьезных голоса: для главных мужской и женской партий… Я таких не нашел. Прошло время, и Георгий Зурабович позвонил мне этим летом и предложил поучаствовать в «Хануме» уже в качестве хореографа.

— А чем омская «Ханума» отличается от той, что вы ставили в Новосибирском театре музыкальной комедии?

— Там приходилось бороться с артистами, чтобы было больше драматизма и меньше музыкальности. Новосибирские артисты показывали настоящие этнические танцы, создавая истинную грузинскую атмосферу! А в Омске такая задача не стояла. Мне очень нравится, что Георгий Зурабович решил отказаться от национального акцента в спектакле. Аромат Тбилиси, Грузии возникает из ситуации, из имен! Этого более чем достаточно. В омском спектакле зритель видит лирическую историю про любовь. Причем любовь у нас очень азартная!

— А как в вашей жизни появился театр?

— Для меня все началось еще в десять лет, в хореографическом училище. Дело в том, что у меня есть брат-близнец, который старше меня на 45 минут. И однажды, когда нам было по 10 лет, мы с ним отдыхали в лагере, и вдруг пронесся слух о том, что в медпункте набирают в балет. В то время был очень популярен «Балет на льду», и мы с братом очень хотели научиться кататься на коньках. Прибегаем туда. Смотрим, сидит дяденька – лысый, в очках. Посмотрел он наши ноги-руки, ничего не сказал. Мы ушли и забыли про это! А через время наши родители получили письмо: «Приведите ваших сыновей…». Это письмо я храню до сих пор.

— Как путевку в жизнь!

— На вступительных экзаменах в хореографическое училище меня взяли, а брата нет. Он позднее стал строителем, гранитчиком. Занятия в училище начинались в 8.30 и продолжались до пяти часов… А потом возникла производственная практика, и нас занимали в спектаклях петербургских театров после учебы! Тогда все это казалось естественным, казалось, что все так живут!

— И вдруг возник кинематограф!

— Я застал эпоху, когда «Ленфильм» еще был «Ленфильмом», когда жанр телевизионного балета только появился. Он был связан с успехом Екатерины Максимовой, еще и поэтому стал так популярен. В фильм «Старое танго» меня пригласили на роль Воришки, как партнера Максимовой… Я снялся в этой работе, и мне показалось — все, жизнь удалась: великая балерина Екатерина Максимова была моей партнершей! В 1981 году меня пригласили в «Анюту», где я снова был партнером Екатерины Сергеевны, играл мужа ее героини Анюты, Модеста Алексеевича. А после этого фильма – не буду скрывать, мне это было безумно приятно! – меня признали за своего все питерские драматические артисты. Потом была уже учеба в ГИТИСе, куда меня позвала на свой курс опять же Максимова.

— Получатся, что Екатерина Максимова сыграла в вашей жизни большую роль?

— Она мой ангел-хранитель, научила меня профессии! Более строгого партнера и педагога у меня не было. Владимир Васильев, ее муж, был романтиком, его можно было заговорить словами, а Максимову – нет. С ней нельзя было быть поверхностным. Благодаря тому, что я стал учиться, у меня стали появляться новые предложения в кино, потому что кино – это такая фабрика. Попал туда – и начинаешь крутиться.

— Вас вначале приглашали в кино как хореографа?

— Да, именно. Потом появилось много разных картин, где нужно было ставить какие-то танцевальные сцены или самому танцевать.

— Где сложнее работать — в театре или в кино?

— Когда не умеешь, то везде сложно. Самое главное – в кино нужно делать все очень быстро! На моем счету работы над фильмом «Царская охота», «Остров погибших кораблей», «Джек Восьмеркин Американец». В последний меня вообще позвали сделать восемь тактов чечетки для песенки про Америку, а закончилось это тем, что я сделал три куплета и три припева со всеми проигрышами. И картина стала музыкальной! После этого в ней появилось еще шесть или семь музыкальных номеров. Среди больших работ в кино, связанных с пластикой, можно назвать «Сказ о Федоте Стрельце». Я там сыграл всех персонажей на пробах. Настоящее всегда достигается потом и кровью, иначе никак! Среди интересных последних фильмов – «Русский ковчег» Сокурова, где я работал над девятью минутами мазурки…

— Как вы думаете, почему пропал телевизионный балет?

— Я думаю, это связано с отсутствием финансирования. Новых фильмов не снимают, старые практически не показывают, разве что канал «Культура» иногда что-нибудь прокрутит. Когда вышел первый балет с участием Екатерины Максимовой, страна замерла, глядя на экран телевизора! Даже я моментально стал узнаваем на улицах. Такое чудо делает кинопленка! Сейчас есть хорошие артисты, которые могли бы себя показать… Я ведь никогда не был гранд-премьером с моей-то фактурой, всегда играл характерные роли. А благодаря фильмам память в итоге остается обо мне, а не о наших солистах, которые просто ушли… Видеозапись раздвигает во времени границы творческой жизни.

— Гали, вы ведь тоже снимали телевизионные балеты?

— Последний фильм, который я снимал в качестве режиссера и хореографа, был получасовой работой на музыку Бени Гудмена, в 1991 году. Мы с женой написали сценарий, я сам танцевал, в работе были заняты ребята из моего театра… И все… Картины-то этой никто не видел. По великой дружбе Кирилл Набутов показал его в своей программе «Адамово яблоко». Я записал фильм на видеокассету. В ужасном качестве, но он у меня теперь есть. Раньше не было понимания того, что нужно хранить, собирать все свои работы.

— Вы от работы не устали?

— А я же на пенсии уже 18 лет! Когда вкусил эту свободу, то понял, что такое жизнь. Я никогда не гнушаюсь никакой работы, никогда не отказываюсь, потому что мне всегда интересно попробовать разное! Вот этим летом полтора месяца провел на даче! Построил дом своими руками. Мне доставляет большое удовольствие работать с деревом. Я от работы вообще не устаю!