Первая в мире водородная бомба – советская РДС-6 – была взорвана 60 лет назад, летом 1953 года, на полигоне в Семипалатинске. Но мало кто знает, что отец этой бомбы, трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Нобелевской премии мира, академик АН СССР Андрей Сахаров, прилетел в Омск для участия в судебном процессе по делу политзаключённого Мустафы Джемилева. И уж тем более сегодня мало кто знает, что во время процесса Сахаров был задержан и под конвоем доставлен в милицию.
Диссидент
Кто не с нами – тот против нас, а с идеологическими противниками в начале семидесятых особо не церемонились. Мустафа Джемилев не был американским шпионом или пособником мирового империализма, но он осмеливался критиковать советское государство.
Причем парень делал это открыто, практически не таясь, за что и попал в места не столь отдаленные. Идя по этапу, Джемилев не знал – не догадывался, что следом за ним летит указание: сделать все, чтобы он не вернулся домой.
Свой очередной срок Мустафа отбывал в лагере, расположенном вблизи Омска. В 1976 году диссидент должен был выйти на волю, но за полгода до этого ему шьют новый срок. Помня про негласное указание, против Джемилева возбуждают уголовное дело «о заведомой клевете на советский государственный и общественный строй». Иными словами, пресловутая сто девяностая «прим», по которой узнику совести могут добавить свежих три года.
Чтобы вновь запереть Мустафу за колючкой, нужен был свидетель его нового «преступления». Прибывшие в Омск сотрудники следствия берут в оборот заключенного из той же колонии Ивана Дворянского, отбывающего десять лет за непреднамеренное убийство. «Свидетеля» изолируют в карцер для «индивидуальной работы».
«Дворянский держался, как мог, – позже напишет в своих воспоминаниях Андрей Сахаров. – И чудом сумел отправить на волю записку, сообщив, что на него оказывается давление».
Но даже у стали есть свой предел прочности, а у человека – тем более. Уже через месяц «индивидуальной работы» Дворянский дал нужные следствию показания против Джемилева. Когда Мустафе сообщили об этом, он в знак протеста объявил бессрочную голодовку.
Правозащитник
Джемилев не прекратил голодовки, даже когда ему объявили о дате судебного заседания. Тревожась за его жизнь и здоровье, Сахаров срочно вылетел в Омск.
Трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Нобелевской премии мира – казалось бы, ну какое дело ему, всемирно известному академику-ядерщику, до простого татарина Джемилева, с которым Андрей Дмитриевич даже никогда не встречался? Вот только он сам никогда не делил окружающих на обычных и знаменитых, на академиков и простых россиян, на русских, татар или, скажем, евреев. Для Сахарова все вокруг прежде всего были людьми, и каждый из них мог рассчитывать на его поддержку и помощь. А Мустафа остро нуждался в этой поддержке.
Зная не понаслышке, как «объективно» относятся к «антисоветчикам», «диссидентам» и «отщепенцам» самые гуманные и справедливые советские судьи, Андрей Дмитриевич просто не мог не вмешаться. Может быть, опальный правозащитник надеялся, что его присутствие на суде привлечет к процессу внимание широкой общественности и не позволит слугам Фемиды творить произвол; может быть, он просто хотел быть в этот трудный момент рядом с Джемилевым – сегодня уже не узнаешь, не спросишь. Зато известно другое – власти сделали все, чтобы прославленный академик не попал в зал суда.
– В наш первый приезд суд просто-напросто отменили под самым нелепым предлогом – якобы в следственном изоляторе прорвало водопровод, и по этой причине процесс состояться не может, – рассказывал в одном из своих интервью Андрей Дмитриевич. – Те, кто принял это решение, очень надеялись, что мы вернемся в Москву и обратно уже не приедем.
Но чиновники просчитались – Сахаров не сдался, не отступил, не оставил на произвол властей Мустафу. Правда, в Омске правозащитника встретили отнюдь не прославленным сибирским гостеприимством.
– Свободных номеров нет! – закричала гостиничная администраторша, как только узрела в протянутом паспорте фамилию «Сахаров». И тут же сорвалась на визг: «Такому мерзавцу, как вы, я даже корки хлеба не дам!»
Постояльцы, находившиеся этот момент в холле гостиницы, тоже узнали Андрея Дмитриевича, но отреагировали иначе. Кто-то из них увел академика в номер, угости чаем, а минут через тридцать здесь появилась и давешняя администраторша. Правда, на это раз уже без истерики.
– Товарищ Сахаров, извините за недоразумение, – красная от стыда, прошептала она. – Возьмите, пожалуйста, ключик от вашего номера…
Впрочем, как говорил позже сам Андрей Дмитриевич, эта женщина вряд ли раскаялась – просто власти не хотели скандала с участием всемирно известного правозащитника. Они, пусть и нехотя, через силу, но все же решили на время процесса поселить его в этой гостинице.
Судилище
Официально процесс был открытым, но академика Сахарова на него не пустили. Как ему объяснили, по причине отсутствия свободных мест в зале, так что наблюдать за творящимся Андрей Дмитриевич мог только из коридора. Зато для специально отобранных «подсадных уток» из числа идейно устойчивых зрителей место, конечно, нашлось. Они, идейно устойчивые, должны были на протяжении всего заседания выказывать подсудимому свое искреннее негодование и заранее одобрять любое решение судей. Впрочем, сие решение всем собравшимся было понятно заранее.
Академика Сахарова не удивил такой состав публики в зале, он только переживал, что не может своим присутствием поддержать Мустафу. Сам Мустафа, находящийся в клетке, едва стоял на ногах – парень так и не прекратил голодовку, и порой его откровенно шатало.
Уже с первых минут обстановка в зале суда начала стремительно накаляться. Судья то и дело перебивал Джемилева и не давал ему развить свою мысль. А когда доставленный в зал Иван Дворянский вдруг отказался от своих показаний, с таким трудом полученных у него в процессе «индивидуальной работы», судья вообще впал в неистовство. Без показаний «свидетеля» все обвинение рушилось, и чтобы оно не рухнуло окончательно, из зала суда под надуманными предлогами удалили брата, сестру и мать обвиняемого.
– После перерыва ее просто-напросто не пустили обратно в зал заседаний, – вспоминал позже Сахаров. – Она сидела на скамеечке в коридоре и негромко рыдала, закрыв руками лицо…
Андрей Дмитриевич начал было протестовать против подобного беспредела, требовал, чтобы женщину пропустили все-таки в зал, где шло судилище над ее сыном – но безрезультатно. Дежурившие у входа охранники только смеялись в лицо академику и отталкивали его самого от дверей.
– Супруга ударила по лицу одного из них, я – другого, – так описывал дальнейшие события сам Андрей Дмитриевич. – Нас тут же скрутили, а затем и друзей Мустафы, которые попытались вступиться.
Сахарова и еще несколько человек вытащили на улицу и, затолкав в «воронок», доставили в отделение. Задержали и супругу Андрея Дмитриевича, причем с ней обращались так грубо, что руки у женщины были все в синяках. Ей прислали врача, даже двух, из ближайшей же поликлиники, но документально зафиксировать побои медики отказались. Вместо этого в милиции стали пугать, что против жены академика и его самого может быть возбуждено уголовное дело.
Вскоре один из западных радиоголосов распространил по всему миру сенсацию: «В Омске арестовали академика Сахарова!» На самом деле это было не так, но многие этой «утке» поверили. Впрочем, чему удивляться, если у слушателей этих самых западных голосов просто не было более достоверных источников информации – говорят, что на время суда над Джемилевым в нашем городе отключили междугородную связь, перекрыв таким образом утечку любых нежелательных сведений о процессе.
…А Мустафу Джемилева осудили на два с половиной года лишения свободы. Так сказать, в назидание всем, чтобы впредь никому неповадно было отстаивать собственные права.