ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Омск — город добрый
Кирилл Стрежнев в течение 27 лет является главным режиссером Свердловского государственного академического театра музыкальной комедии, обладателя 16 премий «Золотая маска». Вот как он рассказывает о своей верности театру и о том, что значит в его жизни Омск: — Когда приезжаю в Омск, то я здесь не только режиссер, но и педагог. В отсутствие главного режиссера в омском театре я пытаюсь передать артистам максимальное количество своих знаний и впечатлений. Я ведь в Союзе театральных деятелей возглавляю комиссию по оперетте и мюзиклу.
Каждый раз я в Омске пребываю в хорошем настроении, потому что это добрый город с добрыми людьми. Я могу после репетиции зайти в магазин и час проболтать с продавщицей. Екатеринбург — город очень жесткий. Как в Москве, там прижился принцип растолкать всех локтями и пробиться. В Омске еще нет этих метастаз. Улыбчивый город. А ноября я был на площади у Музыкального театра. Люди поют, танцуют, светящиеся глаза. Потрясающе!
Драматург выражался нецензурно
Кирилл Савельевич, когда вы поставили свой первый спектакль в Омском музыкальном театре?
В 1978 году, спектакль «Старые дома». Тогда еще был театр музкомедии.
Вы — главный режиссер Свердловского академического театра музкомедии, а в омском театре вас называют главным приглашенным режиссером. Что значит этот статус?
Моя задача — приехать и поставить неплохой спектакль. Какие-то названия предлагаю я, какие-то театр. Например, «Укрощение строптивой» — это была идея директора театра Бориса Львовича Ротберга — к юбилею Виссариона Шебалина. «О бедном гусаре» -мое предложение, потому что есть прекрасный артист Георгий Котов, которому пора было это сыграть.
Вы ставите на омской сцене тринадцатый спектакль. Часто ли повторяете те, что идут в Екатеринбурге?
Нет. «Свадьбу Кречинского», «Тетку Чарлея» и «Как вернуть мужа» я отсюда перенес в Екатеринбург. А с «Чирик кердык ку-ку» такая история. Я поставил этот спектакль у себя и хотел его повторить в Омске. Но перед отъездом посмотрел и понял, что спектакль плохой. И сейчас в Омске делаю совсем другую редакцию. Переделываем и музыку, и драматургию, и мизансцены.
История пожилых женщин, объединившихся в ансамбль, как бурановские бабушки, написана для драматической сцены…
-Да, и идет в театрах с большим успехом. И вот почему. У очень хороших артисток среднего и старшего поколения мало ролей. А Коляда написал пьесу, где нет главных и второстепенных героев, у всех шести женщин своя непростая судьба. Это подарок для любой актрисы.
А как такой автор-экспериментатор, как Николай Коляда, отнесся к переделке пьесы в музыкальный спектакль?
Сначала он был возмущен этой идеей. У меня лежит его письмо, написанное с употреблением ненормативной лексики. Потом успокоился, побывал на репетиции, пришел на премьеру, извинился, взял свои слова обратно.
Как омские актрисы отнеслись к тому, что им приходится играть старушек?
-Они очень увлечены, им интересно играть роли, где много драматизма. Да, Валентина Шершнева исполняет роль бывшей доярки, которой 90 лет. Но я говорю: специально изображать, что ноги не ходят, поясница болит, не нужно. Зритель и без подчеркивания немощей поверит. А самая молодая бабушка — у Ирины Трусовой.
Диктатура должна быть добровольной
Как сочиняется спектакль?
По-разному. Есть спектакли-интерпретации, а есть авторские, где мы работаем вместе с композитором и драматургом. Впрягаются и дирижер, и хореограф, и художник. Вшестером мы собираем «болванку» — эскиз, приглашаем артистов, на них проверяем, что придумали, и слушаем, что скажут.
То есть вы не режиссер-диктатор?
Диктатор? Ни в коем случае. Зачем? Диктатура должна быть только добровольная — так говорил Георгий Товстоногов. И ему подчинялись выращенные им потрясающие артисты.
Один из ваших спектаклей -«Свадьба Кречинского» — был отмечен премией губернатора Омской области. А «Севильский цирюльник» и «Укрощение строптивой» вызвали неоднозначную реакцию, потому что в первом случае вы придумали современную курортную историю, во втором — цирковую. Вы считаете допустимым такое преображение классики?
Но это же комические оперы. Если бы ставил «Ивана Сусанина» или «Бориса Годунова», такая фантазия была бы неуместна. А здесь и я, и артисты в работе над спектаклем получали удовольствие. И это омский эксклюзив.
А как родилась «Свадьба с приданым» — ретро из 50-х годов?
Меня потрясло такое предложение директора театра. Но Борис Львович уговорил. Я стал что-то придумывать и пришел к выводу, что это время можно показать с высоты сегодняшнего дня, а главное — людей, озаренных идеей. Конечно, они иногда произносят дурацкие тексты про яровизированное зерно (что это такое?), но наивность и чистота души подкупают. Между прочим, я после Омска поставил «Свадьбу с приданым» в Краснодаре. И там спектакль играют до сих пор, возят по станицам, и люди плачут от радости. Получилось точное попадание.
Есть ли у вас новые идеи для Омского музыкального театра?
Хочу предложить поставить «Труфальдино». Два года назад мы с хореографом Гали Абайдуловым сделали спектакль в Свердловской драме. В Омске есть артисты, которые могли бы хорошо разыграть эту историю.
А фильм с великолепным Константином Райкиным не помешает восприятию?
Нет. И в Свердловске говорили: «Ой, все Костю помнят». А вышел спектакль — забыли. То же самое со спектаклем «О бедном гусаре». В кино — Леонов, а зрители идут посмотреть, как это сделано на сцене. Театр умеет по-своему убеждать, и снятые фильмы, наоборот, становятся локомотивом интереса.
Неумирающая оперетта
Кирилл Савельевич, я не раз слышала, что оперетту, музыкальную комедию считают жанрами из прошлого…
Много лет хоронят старушку оперетту, а она никак скончаться не может. Неблагодарное это дело, потому что не мы изобретали этот вид искусства, не нам его и хоронить. Он возник естественно, как балет, опера. Если это случилось, значит, кому-нибудь нужно.
Другое дело, что надо делать хорошую оперетту. Что произошло в советское время? Либретто классических оперетт переписали. Ну как же, граф — значит, подлец. Что обидно? Эрдман написал хорошую пьесу «Летучая мышь», но она ничего общего не имеет с произведением Штрауса. Там про другое, и музыка не совпадает с текстом. Легар, Штраус, Кальман — очень хорошие композиторы, но надо брать пьесы, на которые они писали музыку. Это возможно. Венская библиотека за 80 долларов присылает оригинал, делается подстрочный перевод, потом литературный. Так, опираясь на оригинал, я хочу поставить «Летучую мышь» в свердловском театре.
Нам не нужен секонд-хенд
А как вы относитесь к переносу американских мюзиклов на российскую сцену?
Отрицательно. Потому что это совершенно противоречит российскому менталитету. И практически ни один мюзикл из этих секонд-хендов не пользуется устойчивым успехом.
А кто-то думал, что это составит конкуренцию нашим театрам музкомедии.
Перспективным был только «Норд-Ост». Это блистательный спектакль. Но, к сожалению, он оказался с такой несчастной судьбой. И на нем все кончилось. Вместо того чтобы искать драматургов, композиторов, придумывать что-то свое, воспользовались самым легким способом — купить лицензию, привезти «Чикаго» или «Кошек».
Говорят, что и в Америке кризис жанра…
Я каждый год в октябре езжу на фестиваль в США. И последние три года я просто в шоке от того, какого качества теперь стал Бродвей. Ты платишь 100 долларов за билет в театр и уходишь после первого акта. Сомнительные вокал, пластика, отвратительная актерская игра, примитивные сюжеты.
Почему это случилось?
Видимо, очень много американцы себе сделали ограничений. Толерантность не позволяет ставить то, это.
А России вообще нужен мюзикл?
Что такое мюзикл? Никто же не может ответить. Это музыкальное нечто. Я поклонник того, чтобы соотношение музыки и прозы было в спектакле 90 к 10. И считаю композитора первым в музыкальном театре.