Вернувшись домой, молодой омский парнишка получил инвалидскую пенсию в шестьсот рублей и бесплатный стеклянный глаз…
— Из Аргуна выехали мы утром второго июня, — рассказывает Алексей. — Взяли направление на Шали. Большая была колонна… Мой БТР шел третьим. Впереди цистерна с бензином, сзади — с соляркой… Далеко отъехать нам не дали. Метров через пятьсот меня и подорвали.
Самыми простыми словами, тихо и спокойно начал рассказывать свою историю этот невысокий и щуплый солдат. Тихий, невыразительный голос, на лице отсутствует даже намек на эмоции… Единственный здоровый глаз тускл, как и его искусственный двойник. А ведь события-то, о которых идет тихое повествование, еще должны быть очень свежи в памяти этого человека. Прошло всего-то четыре месяца с того чеченского утра, когда молодой водитель БТРа, сел в машину…
— Фугас на «кнопке» был, — продолжает Алексей. — Знаешь, еще хорошо, что он на мне сработал. Если бы «наливник» рванул… Ну, с машиной-то моей все нормально, два колеса только оторвало. Ребят с брони посбрасывало. Кого и осколками посекло… Ну а мне больше всех, наверное, досталось… Помню только, как на командирское сиденье переполз…
Со мной еще наводчик был. Он за руль сел. Еще метров триста отъехали… Потом все как в тумане. Меня долго вытаскивали пацаны. Положили на дорогу. Взорвали дымовые мины, чтобы «вертушка» села. А она все не садилась и не садилась. Накачали меня промидолом, — пока вертолета ждали три шприц-тюбика вкололи. Менты с блокпоста выручили. Приехали на легковушке, засунули меня туда. На блокпост «вертушка» и прилетела…
Потом перед глазами Алексея промелькнула череда госпиталей. Случайные фразы и лица: «Помню «изредка»… Только как фамилию и имя спрашивали…» — признался мне Алексей. Сначала медбат в Ханкале, потом Моздок. Этой же ночью раненого водителя на машине доставили во Владикавказ. Первая операция, первая надежда… Чеченские осколки посекли голову Алексея, разорвали веко, маленький кусок металла застрял в углу правого глаза. Самая необходимая помощь уже была оказана. Дальнейшая судьба солдата зависела от умения высококвалифицированных врачей. Уже через двое суток после взрыва Алеша оказался в Ростове.
— В тот злополучный день я как почувствовала: что-то случилось с моим сыном, — рассказывает мама Алексея Татьяна. — На работе у меня случился приступ… Через несколько дней Алеша позвонил нам и попросил выслать пятьсот рублей: «Мама, ничего страшного не случилось. Я лежу в госпитале, у меня конъюктивит…» Ну какой может быть конъюктивит на войне?.. Я поняла, что с сыном случилось какое-то несчастье.
17 июня Татьяна Кожухарь вместе со своей сестрой выехали в Ростов. Выехали в полную неизвестность…
— Зашли мы в палату к сыну, а там человек десять таких же пацанов, как Алеша. Один страшнее другого… И сын… Врачи пообещали тогда нам, что поврежденный осколком глаз Алеши будет видеть. Что его не удалят…
Врачи пообещали, что правым глазом омский парень увидит мир… в черно-белом свете. Даже этому приговору врачей мать и сын тогда были рады, но… Две операции, сделанные в Ростове, ожидаемого результата не дали. А последняя, как потом выяснилось, вообще была не нужна. Впрочем, как считают уже омские медики, поврежденный чеченским осколком глаз можно было спасти. В здоровье Алеши роковые коррективы внесли бесчеловечные, иными я назвать их не могу, армейские правила. Ведь солдат, пусть даже и раненый, — не человек, о котором государство должно заботиться. Алексей был не человеком, он был бессловесным солдатом.
— В госпитале нам пообещали, что Алеша будет находиться на лечении до середины сентября, — продолжает Татьяна Кожухарь. — Однако только мы с сестрой успели уехать, как через несколько дней моего сына выписали…- Недолеченному солдату предстоял тяжелый путь обратно в Чечню. Оказывается, существует в российской армии такая практика: после госпиталя отправлять увольняющихся в запас солдат в родную часть. Отправлять, чтобы оформить соответствующие документы. Ведь в госпитале военнослужащего только комиссуют… И снова промелькнули перед больными глазами Алексея Моздок — Ханкала — Моздок — Ростов.
— Я никак не могу взять в толк, откуда берется такое отношение к нашим детям? — говорит Татьяна Кожухарь. — Человек еще нуждается в медицинской помощи, а ему просто дают деньги, чтобы он самостоятельно добирался до места.
Путь от Моздока до Ростова Алексей покрыл за свой счет. В Ханкале получил двенадцать тысяч «дембельских» и нанял в Моздоке такси. Потом без всякого сопровождения более двух суток трясся в поезде до Омска. Тяжелая даже для здорового человека дорога просто убила надежду на сохранение раненого глаза.
— Моему сыну только капли на дорогу дали, которые «благополучно» закончились за трое суток до Омска, — продолжает Татьяна Кожухарь. — Приехал он домой. Глаз опух. Голову вообще не поднимает, — здоровый глаз стал бояться света. Как он доехал до Омска, я вообще не могу представить. Ему же смотреть на мир было просто больно.
— Из Моздока в Ханкалу и обратно мы летели на вертолете, — включился в разговор молчаливый Алексей. — Врачи говорят, что тогда и произошло кровоизлияние. Сетчатка «отошла». И все…
Омским медикам спасти глаз не удалось. Дома прошла последняя, четвертая по счету операция. Доставивший столько боли орган был удален.
— Как чувствую себя? Нормально. Вот стекло стоит, — говорит Алексей. — Только синяк под глазом никак не хочет проходить. Приходится все время в темных очках ходить. Сейчас художники работают уже над третьим протезом. А то пока еще заметно, что глаза разные.
— Алексей, получил ли ты какую-нибудь компенсацию за свое ранение?
— Нет. Пока ничего подобного я не видел…
— Ни «боевых», ни страховки, ничего, — говорит Татьяна Кожухарь. — Со страховкой вообще интересная ситуация. Мы можем получить ее только после того, как из части Алексея придут соответствующие документы. Вот уже несколько месяцев мы ждем их. Тишина. Никаких бумаг… По поводу так называемых «боевых» в военкомате нам сказали: «От нас это не зависит. Ждите, когда часть перечислит деньги. А запросов мы не делаем. Ждите, бывает, выплату «боевых» и на восемь месяцев задерживают…» Все, чего нам удалось добиться, так это оформить пенсию по инвалидности.
— И сколько сегодня получает Алексей?
— Шестьсот рублей по своей третьей группе.
— ?
— Я сама этого никак не могу понять. Может быть, мой сын не в Чечне глаз потерял? Может быть, он на веточку напоролся? И еще один момент. Третью группу инвалидности дают только на год. Так что через год нас опять ждет беготня по кабинетам. Как будто у моего сына за это время глаз вырастет…
Сегодня Алексей уже адаптировался к мирной жизни. Устроился на работу охранником. Появилась у него и девушка. А на следующий год он собирается поступить в Сибирскую автодорожную академию. Вот только осилит ли учебные нагрузки единственный глаз? Ведь врачи говорят, что органы эти ведут себя как братья-близнецы. Плохо одному — плохо и другому… Алексей надеется на лучшее. Да и выбор у него не велик. Война отняла у него полученные на гражданке профессии водителя и газоэлектросварщика. Самая главная проблема, которая встала сегодня перед бывшим солдатом, — где взять деньги на обучение. Не со смехотворной пенсии же откладывать…
Что касается Чечни… «Я ни о чем не жалею, — сказал мне Алексей на прощание. — Если бы «проиграть» все заново, я бы прожил этот участок жизни так же…»