Действительно, если глаза — зеркало души, то голос — ее глубина и настроение. И не согласиться с этим трудно. Для современного человека обладание красивым голосом и правильной речью является необходимой частью его имиджа, частью общей, настоящей и подлинной культуры. Ведь понятие «культура речи», помимо лексики и стилистики, включает в себя и понятие красоты. Человек, стремящийся быть гармоничной личностью, просто обязан быть гармоничным во всех отношениях. Поэтому и произношение, и голос, и внутреннее содержание этого человека неразрывно связаны между собой. В современной жизни это явная необходимость.
Мы беседуем с Людмилой Павловной Чекмаревой, и я не перестаю удивляться выразительности и правильности звучания ее голоса.
-Людмила Павловна, что это за профессия такая — преподавание сценической речи? Какая из специальностей к ней ближе — фониатр или логопед?
Людмила Павловна улыбается моей бестолковости и удивительным, красивейшим голосом рассказывает:
-В само понятие «сценическая речь» входит очень много разделов. Половиной этого предмета является так называемая техника речи — дыхание и постановка голоса. Только при правильном дыхании можно поставить голос, сделать его сценическим, красивым, выразительным, интересным. Дальше идет постановка голоса, развитие его силы, диапазона, красоты тембра. Сюда же, в технику речи, входит раздел дикции, то есть четкое, правильное произнесение гласных и согласных.
Еще великий Станиславский говорил, что гласные — это река, вода, а согласные — берега этой самой реки, поэтому мы должны держать воду в берегах и ни капли мимо…
Существует и еще один раздел в технике речи. Он называется «норма литературного произношения». В основу положены московские нормы, но не сегодняшней, современной Москвы, а той театральной старой Москвы, которая давно канула в Лету, а сохранилась в очень узком кругу. Так, как это положено по литературным нормам, говорили давным-давно.
Таким образом, сфера моей профессиональной деятельности — это голос плюс дикция, плюс еще много-много составляющих.
-Людмила Павловна, насколько высок рейтинг Вашей профессии? Какова сегодня ее востребованность?
-Какое-то время у нас, действительно, был застой. Очень мало обращали внимания на то, как люди говорят. «Речевики» были, в большинстве своем, просто не нужны. Но за последние годы ситуация настолько изменилась, что мы стали жизненно необходимы. Сегодня не только депутаты Госдумы работают над своей речью, над имиджем. Педагогов по речи приглашают многие руководители, подчас даже небольших организаций, потому как надо не просто уметь разговаривать, а надо уметь убеждать. Кого-то нужно привлечь словом, кого-то приласкать, а кого-то (шучу, конечно) убить… Хотя насчет «убить» у нас дело поставлено на телеэкранах, фильмов, в которых актеры ругаются, сквернословят, унижают друг друга словами, оскорбляют, к сожалению, сегодня предостаточно. Такого рода обучение не требует специальных педагогов.
-Как Вы пришли в эту профессию, Людмила Павловна, ведь это настолько редкая работа? Трудно поверить, что Вы мечтали о ней с детства.
-Вы правы, мечтала я вовсе не о преподавании сценической речи. Всегда, сколько себя помню, я хотела стать только артисткой. Первой моей школой на этом пути была театральная студия, которую я окончила в городе Бийске Алтайского края. Преподавали там старые и профессиональные актеры, среди них был даже, помню, ученик самого Станиславского. Я окончила эту театральную студию и работала актрисой театра в Бийске, а потом в Барнауле.
Многие из моих старших коллег посоветовали учиться дальше. Видела я себя тогда только студенткой Ленинградского театрального института и поэтому поехала в Ленинград. Сдав экзамены, по конкурсу я все же не прошла. Но в это время проходил набор в Ленинградский институт культуры на режиссерское отделение. И те же педагоги из театрального преподавали там многие предметы. Долго не раздумывая, я поступила на отделение театральной режиссуры.
Получила я за годы учебы очень много. Провести пять лет в городе на Неве — само по себе счастье! А я к тому же смогла побывать на концертах Стравинского, автора знаменитого «Петрушки», Вана Клиберна, театра Охлопкова… Вся наша студенческая жизнь была настолько насыщенной, настолько яркой, что вспоминается как разноцветный фейерверк!.. Но годы учебы пролетели быстро, и спустя пять лет я получила диплом режиссера самодеятельного театра.
Но тянуло меня быть все-таки актрисой… И некоторое время я действительно играла на сцене театра в Кургане, куда уехала после окончания института. Но вскоре, уже по семейным обстоятельствам, я оставила актерскую стезю, и как-то само собой получилось, что стала уделять внимание речи. Сначала увлечение носило характер поверхностный, но потом, решив серьезно заняться образованием по этой части, я поступила в Щукинское театральное училище, где окончила ассистентуру — стажировку — и получила удостоверение преподавателя сценической речи.
Сегодня нас очень мало. А защитившихся, имеющих степень вообще только девять человек на всю страну.
«Речевики» — товар штучный, и это правда. Я два раза в этом году побывала в Москве, на семинарах Школы-студии МХАТ, которые организовывал Олег Павлович Табаков. Со всей России нас собралось двадцать два человека — преподавателей речи из театральных институтов или училищ и с факультетов искусств. Основная причина нашей малочисленности банальна и заключается в том, что молодые не желают работать за мизерную зарплату, а опытные педагоги уходят из профессии из-за этой же мизерной зарплаты. Ну а если еще учесть, что для того, чтобы стать настоящим профессионалом, учиться приходится в течение всей карьеры, всей жизни, то понятно, почему истинных «патриотов» так немного.
У нас ведь к каждому ученику, к каждому человеку подход строго индивидуальный. Знаний требуется много, одна только техника речи — это обязательное и полное знание физиологических, анатомических особенностей голосового, дыхательного аппарата и т. д.
В Омск я приехала в1978 году. Здесь набирали тогда первый театральный курс, и нужно было преподавать сценическую речь будущим актерам. Среди первых моих слушателей были тогда Надежда Живодерова, Павел Кондрашин, Лариса Гольштейн. Ныне известны в театральном мире имена и многих других моих учеников. А тогда они были студентами первого курса театрального факультета при музыкальном училище им. Шебалина.
-Пожалуй, сегодня возрождается позабытая традиция правильно и красиво говорить и на телевидении, а не только в актерской среде. Что вы скажите о такой тенденции в СМИ?
-Да, раньше должность диктора была неотъемлемой составляющей любой телекомпании. Сегодня она практически упразднена. Журналисты сами озвучивают свои сюжеты, начитывают тексты. Профессионалов среди них маловато, не скрою. Наверное, потому что замечаю «огрехи» не только я, меня стали приглашать для занятий с журналистами.
Ведь телевизионная камера укрупняет недостатки, не подчеркивает, а именно укрупняет, и то, чего не замечают окружающие в обычной жизни, становится видно как на ладони на телеэкране.
Кампания по обучению журналистов правильно и красиво говорить разворачивается сейчас очень активно. АКМЭ, ГТРК, «Антенна-7» — я работаю с журналистами помимо основной работы, помимо работы со студентами.
-Сколько у Вас учеников? Вы когда-нибудь пробовали подсчитать?
Людмила Павловна смеется:
-Пробовала, но не смогла. Очень много. За все годы… Не сосчитать.
-Бывают ли среди ваших «клиентов » такие, которым помочь трудно, невозможно? Которые не поддаются обучению?
-У каждого из нас много дефектов. Но помочь нельзя только тем упрямцам, которые не верят, что их слышат не так, как они слышат себя. Они не понимают, что голос их слишком высок или, наоборот, низок. Свои речевые недостатки надо понять и принять в первую очередь. А потом поверить и заниматься. Например, есть у меня сейчас один журналист, который обладает очень красивым голосом. Когда-то он занимался игрой на духовых инструментах, и это помогло голосу «раскрыться». Но дикция у него отвратительная. Сколько я ни бьюсь с ним, согласиться с тем, что у него настоящая «каша» во рту, не желает.
-Сегодня среди Ваших учеников только студенты и журналисты?
-Занимаюсь и с руководителями крупных и известных в Омске корпораций, компаний. Многим из них заниматься нравится, они выслушивают мои рекомендации с удовольствием, хотя люди занятые. Ну а некоторые ведут себя как дети — «сбегают» с ими же запланированных уроков.
-Можно ли говорить о том, что западная мода на психоаналитиков делает и Вашу профессию вопросом престижа?
-Ну, насчет престижа, моды не знаю, но то, что мы стали востребованы, — это видно.
-Какая самая большая удача?
-Их много. Обычно приходят такие девочки и мальчики, из которых, кажется, ничего нельзя сделать. Потом они преображаются, и это такая радость. Среди моих учеников есть немало заслуженных артистов, народных… Есть очень именитые.
-Что для Вас профессия?
-Это и эмоции, и разум. Это часть, неотъемлемая часть моей жизни. Я на пенсии давно… Иногда я не могу встать, у меня большое давление и два инфаркта позади, я через силу поднимаюсь и иду на работу… И заряжаюсь, чувствую себя человеком. Я не могу жить без этих глаз, глаз моих учеников. Просто не могу жить. Помните, у Маяковского: «И жить, и работать стоило …»