В чем только не обвиняли и не обвиняют Ивана Дмитриевича Бухольца! И в нерешительности, и в трусости, и прочих грехах. В том, что, якобы «с позором возвращаясь из Ямышева, он не знал, что делать дальше». Что если бы не сибирский губернатор Матвей Петрович Гагарин, не его строгий приказ, не было бы никакой Омской крепости, а позднее и города Омска. Как все это далеко от истины!
На чем основывают свои обвинения недоброжелатели? На том, что он якобы испугался и не посмел открыть огня против джунгар, окруживших только что построенную им Ямышевскую крепость. Так ли это? Факты говорят о другом. Когда степняки окружили крепость и попытались с налета взять ее, они потерпели жестокое поражение. Недоброжелатели пишут заведомую ложь: будто «наголову разбитый и вытесненный из крепости Бухольц не знал, что делать». Заведомую потому, что сознательно обращались с документами нечестным образом, умышленно скрывая ту их часть, где говорилось нечто прямо противоположное, а именно: «…к помянутой крепости Ямышевой пришли внезапу многолюдством контайшины калмыки тысяч десять и болши… и приступили к крепости… И бился он с ними 12 часов, и с помощью Божией от крепости и других мест отбил».
(«Памятники Сибирской истории XVIII в.», 1885г., кн. 2-я, стр. 145-147.)
Вот какие важные слова были утаены от читателей. Ведь на самом-то деле это Бухольц отбил нападение более чем в три раза превосходящего противника, а не его разбили, да еще «наголову».
О том же свидетельствует сибирский историк П. А. Словцов, указывая, что, «когда нападение было отбито, контайша прислал И. Д. Бухольцу суровое предупреждение: «Если не сойдешь с чужого места, я буду зиму здесь зимовать и лето летовать». На что подполковник отвечал ему с твердостью русского офицера, что он «не перестанет исполнять волю государя».
(«Историческое обозрение Сибири». «Сибирские огни», № 3, 1991г., стр. 118.)
Естественно, возникает вопрос: а почему же он позднее все-таки отступил из Ямышева? По каким таким причинам? Важные причины действительно существовали. Но виноват в них был отнюдь не Бухольц. Первой и главной из них была изначальная безответственность человека, подавшего Петру мысль о снаряжении экспедиции за песочным золотом в верховья Иртыша, — того самого сибирского губернатора Матвея Петровича Гагарина, о котором с любовью пишут отдельные омские краеведы, чьи сочинения вкупе вполне можно назвать как «Страсти по Матвею». Он-де и патриот, и дальновидец, мудрец и во всем молодец.
Речь не о том, надо ли было снаряжать такую экспедицию. Да, конечно, надо было. Само время диктовало это. Еще отец Петра 1 царь Алексей Михайлович, озабоченный поисками наиболее коротких путей в страны Азии, в частности в Персию и Индию, пожелал иметь подробную карту тех мест, начиная от побережья Каспийского моря и территорий восточное его. В 1703 году и сам Петр отправляет туда капитана Мейера с тем же поручением. Кроме того, у царя уже имелись карты рек Аму — и Сыр-Дарьи, составленных в Тобольске на основании показаний знатоков тех мест С. У. Ремезовым еще в 1697 году. Позднее Петр I отправляет в тот район экспедицию Берковича-Черкасского с поручением тщательно обследовать устье Аму-Дарьи и «осмотреть прилежно течение оной».
Наблюдая пристальный интерес царя к тому отдаленному географическому району, Гагарин и поспешил предложить новое направление для продвижения туда русских. А именно вверх по Иртышу, где будто бы, кроме всего прочего, имеются в изобилии россыпи песочного золота. Естественно, царь заинтересовался идеей сибирского губернатора и благословил снаряжение туда экспедиции.
«Угодливость царю русскому, всегда текущая из сердца преданного, но не всегда соображенная в голове, была в настоящем деле… ошибкою Гагарина», — напишет позднее об этом П. А. Словцов. Сегодня мы вполне можем сказать, что это была не просто ошибка, а скорее авантюра, побужденная желанием обратить на себя внимание царя, доказать ему свое усердие.
«Если бы государь, — пишет далее Словцов, — заблагорассудил отослать в Сенат на рассмотрение фантастическое представление Гагарина, в котором ни одна строка не смотрит прямо, Сибирь не понесла бы столько жертв. Ибо с чего взял губернатор, что контайша духа воинственного будет смотреть равнодушно на крепости, владения его разрывающие? Откуда достать продовольствие отряду, в степь углубляющемуся?»
(П. А. Словцов. Указ. соч., стр. 117-118.)
Из приведенной оценки действий Гагарина старым сибирским историком видно, что экспедиция была заранее обречена на провал. И виноват в этом был прежде всего Гагарин, в чьем проекте «ни одна строка не смотрела прямо». Еще раз скажем, речь не о том, надо ли было снаряжать такую экспедицию. Да, конечно, если она обещала выгоду России. Но не так, как это случилось, — не наспех, не сваливая все дела на тобольского оберкоменданта, не имевшего ни средств, ни возможностей обеспечить важное дело на соответствующем уровне.
Заметки краеведа
Произошло же так, что с прибытием И. Д. Бухольца в Тобольск 13 ноября 1714 года Гагарина там не оказалось. Как пишут Н. Миненко и С. Федоров в книге «Омск в панораме веков», «…хозяин предпочитал в это время наслаждаться роскошью своего московского особняка на Тверской… делами своей губернии он большей частью занимался из Москвы и Петербурга. Его московский дворец, построенный по проекту Джованни Фонтана, поражал совершенством архитектурных форм и богатством внутреннего убранства: зеркальные потолки с подвешенными к ним бассейнами-аквариумами, в которых плавали экзотические рыбы; золото, хрусталь, серебро, мрамор, образа в осыпанных бриллиантами окладах. В Санкт-Петербурге князь тоже завел себе великолепный каменный особняк на набережной Невы. Покупал поместья. В доме Гагарина кушанья подавались на серебряных блюдах, сам князь ел на золотых тарелках. Пряжки его башмаков стоили целое состояние. Колеса кареты князя были окованы серебром, а лошади подкованы золотыми и серебряными подковами. Он владел богатейшей коллекцией драгоценностей».
До Бухольца ли и его экспедиции было ему дело в те дни? А потому неудивительно, что, прибыв в Тобольск, начальник экспедиционного отряда не нашел там «…ни достаточных запасов провианта, ни воинского снаряжения, ни рабочих инструментов, ни речного транспорта, ни лошадей, ни телег. В наличии имелись лишь две пушки, и те без станков. По настоянию Бухольца губернатор приказал вылить 12 новых пушек, но через полгода были готовы только пять из них… Не нашлось в губернской столице и столь необходимых в походе ружей, палашей, пороха, фитилей, селитры. Гагарин, с которым Бухольцу приходилось вести переписку, обещал прислать из Москвы две тысячи фузей со штыками, боеприпасы к ним, много палашей, «чего, государь, — доносил начальник экспедиции 9 июня 1715 года Петру I, — по сие число не прислано».
(Н. Миненко, С. Федоров. Указсоч., стр. 48.)
Естественно, начальник экспедиции нервничал, посылал жалобы царю. «А хотя, государь, — писал он Петру I в июне 1715 года, -губернатор приказал мне весною отправитца рано водою до Ямышева, только, государь, обер-комендант меня задержал для того, что и по сие число дощеников и других судов с припасы такова числа, на чем мне подняца, не изготовил, а паче провианту и денег только на полгода со мною отправляет».
Обратим внимание: «провианту и денег только на полгода». А что же дальше? Было обещано, что помощь придет позднее — и в виде продовольствия и подкрепления людским составом. Но, как мы знаем, ни того, ни другого отряд Бухольца, выступив в поход 30 июня, не дождался. Запасы продовольствия, как и следовало ожидать, закончились к январю 1716 года. В осажденной степняками крепости начался голод, а с ним и неминуемые болезни и смертность большого числа участников экспедиции.
Петр I, находившийся в те дни в Европе, узнав о трудном положении, в какое попал отряд, вынужден был срочно писать Гагарину из далекого Копенгагена: «При отъезде нашем из Питербурха довольно вам приказывали не только что по тем указам исполнять, но и самому тебе велели к нему /Бухольцу/ съездить и видетса и подлинно о всем определить, о чем паки вам подтверждаем, дабы вы, конечно, по тем указам исполнили, в чем можете дать ответ, еще ли не исполните по указу. Петр».
(«Бумаги императора Петра I». СПБ, 1873г., стр. 155.)
А что же Гагарин? До получения столь грозного напоминания никаких серьезных мер им не было предпринято. Единственная команда казаков, посланная им с продовольственной помощью, оказалась перехвачена казахами. Послать другую он не удосужился. Однако теперь, по получении грозного письма, когда обстоятельства запахли, как говорится, керосином, княженька вдруг засуетился, устремив свой взор вверх Иртыша, где Бухольц, чтобы сохранить сильно поредевший отряд свой, решил, разоря крепость, в конце апреля сплавиться в устье Оми. Испытания не сломили твердости духа офицера, преданного Отечеству и государю, которым он служил верой и правдой. Поскольку не по его вине не получилось с походом в верховья Иртыша, он решил возвратиться все-таки не с пустыми руками, а заложить крепость в устье Оми.
Недоброжелатели пишут неправду, что он в это время не знал, что делать. Он еще с пути послал в Тобольск гонца со своим предложением. Находившийся там в те дни Гагарин, почувствовав после письма Петра I свою вину за свершившиеся в результате его бездействия последствия, не только предложение Бухольца «за благо принял, но даже послал ему дополнительно 1300 рекрут».
(ЦГВИА, on. I, д. S3, л. 138.)
Из этого факт? некоторые краеведы и историки делают вывод, что основание Омска явилось заслугой именно Матвея Гагарина. Так ли это в действительности? Высадив отряд в устье Оми, Бухольц действительно ждал разрешения на свою инициативу. Да, строительство крепости по существовавшему порядку пока не начиналось без согласия местного губернатора. Однако люди без дела не сидели, а сразу начали заготавливать лес для возведения редута, на что ни от кого никакого разрешения Бухольцу брать не требовалось, ибо это ему предписывалось самим Петром I при отправке на Иртыш. Вот строки из царского приказа, данного Бухольцу: «В некоторых удобных местах, а именно при реках… делать редуты и в тех редутах оставлять людей по своему усмотрению». И далее: «поступать как доброму человеку… по месту и конъюнктурам».
(«Памятники сибирской истории», кн. 2-я, 1885г., стр. 37.).
И редут И. Д. Бухольц в скором времени построил в твердом расчете, что если разрешения на строительство крепости не последует, то здесь тем не менее будет стоять надежный русский опорный пункт. Этот-то самый редут, возникший в районе нынешнего речного вокзала, и является самым первым сооружением на территории нашего города. (На том месте сегодня стоит памятный знак с пушкой наверху.) К тому времени пришло разрешение и на строительство крепости, что также вскоре Бухольцем было с успехом осуществлено. Однако не Гагарина в том прежде всего была заслуга. Да, конечно, почувствовав неизбежность царского гнева, тот теперь засуетился. Но было уже поздно.
«Жизнь Гагарина, которого не без оснований называли «сибирским Меншиковым», — пишут Н. Миненко и С. Федоров, — закончилась на виселице в 1721 году. Сгубили потомка Рюриковичей чрезмерное честолюбие и страсть к роскоши. Он хотел прославиться в веках заслугами перед царем и Отечеством и вместе с тем жить нив чем себе не отказывая. Он присвоил себе слишком много власти. Недаром некоторым современникам казалось, что Петр отдал ему Сибирь в аренду».
Но так ли уж на самом деле велики были заслуги губернатора перед царем и Отечеством? Отказать ему начисто в этом, вероятно, не решится никто. Уже тот факт, что великий Петр в свое время доверял ему, говорит сам за себя. Видимо, были у него и заслуги, и задатки, обещавшие многое для верной и честной службы. Однако оправдал ли он их — вот в чем суть вопроса. На примере его поведения в наиважнейшем деле экспедиции Бухольца легко убедиться, что не оправдал. Экспедиция была сорвана. По его вине погибло много людей. Велики были и материальные затраты. Прибавим к этому вскрывшиеся во