В книге В. Сибрук «Роберт Вуд» (Москва. «Наука», 1980 г.) описывает события тех лет в г. Омске и Сибири.
«Наконец, мы отправились в Сибирь экспрессом Москва — Челябинск. Мы жили хорошо и экономно, проводя время в русских поездах.
Нам выдавали чайники и одеяла, а пищу можно было купить примерно за пятьдесят копеек (двадцать пять центов) в день. Питались мы, главным образом, фруктами и, как мы их называли, «мясными мячиками» -из рубленной говядины, курицы или еще чего-то, запеченного в тесте и поджаренного на сале. Один «мячик» (надо понимать беляш — автор) составляет целый обед, а стоил он всего пять центов штука, горячий — прямо из печи — на любой станции. На каждой из станций, у путей, стоял огромный медный самовар, величиной с бочку. Его осаждала толпа мужчин и женщин, вооруженных чайниками. Кипяток был бесплатный, и вокруг самовара всегда шла битва за него. Виллард и я составляли «клин Де Лэнда» (футбольный термин 90-х годов) с помощью двух или трех соседей из поезда и прорывались через толпу, как снегоочиститель сквозь сугроб снега.
В Челябинске мы сели на транссибирский рабочий поезд, где получили купе первого класса в вагоне, в котором ехали инженеры-строители. Для пассажиров дорога еще не была открыта. Рабочие поезда ходили нерегулярно, примерно раз в неделю, и делали около двадцати миль в час по рельсам, которые были прикреплены к шпалам только костылями. Шпалы лежали прямо в песке — каменный балласт еще не был уложен. Большинство станций были просто хибарки, в которых жили телеграфисты. Все строительство должно было стоить более 175 миллионов долларов.
Первый большой город, куда мы приехали, был Омск. Поезд должен был стоять там четыре дня, и мы хотели жить это время в вагоне, но охрана и проводник (их здесь не за что винить) настояли на том, что вагон следует запереть. Лишенные таким образом крова, мы сняли комнату в гостинице «Москва», где мы должны были спать со своими одеялами, на голых матрацах, так как простынь и одеял в гостинице не было. У русских путешественников того времени был обычай возить с собой постельные принадлежности.
Матрацы были полны клопов, и наша первая ночь была ужасна. Мы сметали клопов на пол, но они заползали обратно. Тогда мы поставили под ножки блюдечки, наполненные керосином. Но клопы вползали на потолок и оттуда пикировали на нас. На следующее утро мы пошли на станцию, где продемонстрировали наши израненные спины и письмо от князя Хилкова, сказав, что нам известно, что его сиятельство не будет доволен, если узнает, что его протеже съедены живьем. Мы просили разрешения спать в запертом поезде. Над нами сжалились, мы провели в Омске три восхитительных дня, гуляя, разъезжая в набитых сеном телегах и купаясь в Иртыше. В городе не было мостовых, и скачущие лошади с прыгающими кузовами телег поднимали ужасную пыль. Нам больше нравились длинные поездки по полям и степям. Мы пели и кричали. Мы были «американскими индейцами», не знавшими ничего лучшего, и никто не обращал на нас внимания и не останавливал нас.
Еще несколько дней в медленно со скрипом ползущем поезде, и мы приехали в Томск, где сидели одни за длинным столом в буфете и пили водку. Вдруг открылась дверь, и, оглянувшись назад, мы увидели человека, выступающего из тьмы. Он уставился на нас. Затем он и Виллард одновременно воскликнули: «Черт возьми!» Это был старый друг Вилларда, журналист; он пересекал Сибирь в обратном направлении. Он покинул Владивосток уже несколько недель назад и частью ехал на поезде, так как дорогу строили с двух концов, а потом на лошадях. Он сказал нам, что на восточном конце дорога уже закончена и находится в эксплуатации на протяжении трехсот миль. Мы пили водку почти до рассвета и еле добрались до постелей. Когда мы встали на следующий день, он уже уехал. В целом мы с Виллардом решили, что Сибирь не особенно экзотична. То, что мы видели, была равнина, плоская, как сковорода, с огромными бахчами арбузов, иногда тянувшимися до горизонта. Как и кто съедал все арбузы, я не могу себе представить. Мы вырезали в них дыру, съедали лучшую часть в середине, а остальное выбрасывали в окно. Проводник заметил это и остановил нас. Вдоль дороги проводились работы у самого полотна, и он сказал нам, что даже при двадцати милях в час арбуз может убить человека, если попадет по голове.
Земля, кажется, была хороша для арбузов, и ее можно было покупать по пятьдесят центов за акр, но мы не решились вложить в это капитал. По правде говоря, мы мало интересовались Сибирью. Может быть, мы видели слишком мало, но все, что мы хотели посмотреть, мы видели.
На обратном пути мы нашли уютное купе первого класса с надписью «Для дам». Так как дам в поезде не было, мы заняли его. Дружелюбный проводник не возражал, но когда мы вернулись в Омск, произошел «инцидент»: на нас (с нашим письмом от князя Хилкова) напали какие-то джентльмены из русского главного командования.
Как только наш поезд остановился, два солдата начали набивать багажом наше дамское купе, не взирая на наши протесты. Мы выбрасывали чемоданы в окно еще быстрее, чем их приносили, а потом купе заперли. Через несколько минут раздался громкий стук в дверь. Это был наш старый приятель, начальник станции, который спас нас от клопов, но сейчас его сопровождала небольшая армия.
Она состояла из взвода жандармов, двух затянутых ремнями офицеров и двух внушительных генералов в длинных серых шинелях, со всеми знаками отличия. «Это купе для дам, а вы, джентльмены, должны выйти». «Но разве эти генералы -дамы?» — спросили мы и отказались.
Тогда вперед выступил начальник жандармов и что-то очень вежливо сказал нам по-русски. «Что он говорит?» — спросили мы начальника станции. — «Он говорит, что глубоко сожалеет, но принужден посадить вас под арест». — ответил наш знакомый. Мы достали магическое письмо от князя Хилкова и Министра путей сообщения. Начальник жандармов прочел его, опять поклонился и сказал что-то еще более вежливо, чем в первый раз. Начальник станции перевел нам: «Он говорит, что, конечно, очень хорошо, что у вас есть письмо от его сиятельства, но все равно вам придется выйти».
После того как мы вышли, а генералы, которые также не были дамами, расселись в купе, начальник станции перевернул дощечку — на другой стороне было написано «занято». Генералы раскланялись с нами, а начальник станции философически прошептал: «Я виноват перед вами, но вы знаете, царь и князь Хилков живут далеко отсюда, в Петербурге, а эти два генерала -в Омске, и мне приходится иметь дело с ними».
За прошедшие 105 лет после посещения г. Омска и Сибири американскими гражданами произошли большие изменения в жизни сибиряков. Но нравы и порядки изменились мало. По прежнему здешние «генералы» всегда в большем почтении у местных чиновников, чем дальнее высокое начальство. И еще. Странно, почему в Сибири и Омске нет сибирских арбузов?